Представление книги габриэля тарда мнение и толпа подготовлено. Психология толп Общественное мнение толпа

Французский юрист и социолог Габриэль Тард открыл такой феномен, как публика, и провозгласил XX век «эрой публики». Он изучал психологию толпы, публики и социальные процессы в обществе и обнаружил феномен подражания, с помощью которого пытался объяснить все общественные процессы. Подражание, по его мнению, является основным механизмом социального взаимодействия. Тард выделял несколько видов подражания. По степени осознанности есть логическое и нелогическое подражание. По механизму подражательных движений и их последовательности существует внутреннее и внешнее подражание. По социальной природе существует подражание внутри общности и подражание одной общности другой. Согласно Тарду функции подражания состоят в воспроизведении, распространении и унификации изобретений и открытий. Благодаря общественному подражанию одновременно обеспечиваются прогресс и стабильность социальных отношений, происходит распространение нововведений и сохранение традиций.

В книге «Мнение и толпа» (1892) Г. Тард дает определение социальной психологии как самостоятельной науки. «Социальная психология - это коллективный ум, коллективное сознание, особое «мы», которое будто бы существует вне или выше индивидуальных умов» (181, с. 257). Толпа - это социальная общность прошлого, после семьи она самая старинная из социальных групп. Толпа распадается, когда перестает слышать голос своего вожака. Предметом своего исследования Тард сделал публику, которая есть не что иное, как рассеянная толпа.

С изобретением книгопечатания человечество вступило в новую эпоху, в которой появилась новая разновидность толпы - публика. Публика, по мнению Тарда, это духовная общность индивидуумов, физически разделенных, но соединенных чисто умственной связью.

Г. Тард считал толпу естественной общностью, тесно связанной с естественными природными силами. Между толпой и публикой существует, по его мнению, несколько различий:

1. Человек может принадлежать одновременно к различным видам публики, но только к одной толпе.

2. Большая нетерпимость толпы, чем публики, к мнениям и суждением, противоречащим ее мнению. Замена толпы публикой сопровождается повышением терпимости и даже ростом скептицизма.

3. Публика может быть определена как потенциальная толпа, так как сильно возбужденная публика может стать фанатической толпой. Итак, возникают две противоположности на континууме естественных общностей - от агрессивной, фанатичной толпы до терпимой публики.

4. Всякая толпа подчиняется вождю, публика же не подчиняется, она вдохновляется публицистом, журналистом, писателем. На публике гораздо ярче отражается отпечаток ее создателя. В толпе же вождь несет на себе отпечаток толпы своих приверженцев.

5. Толпа менее однородна, чем публика. Толпа всегда увеличивается благодаря случайным любопытным прохожим. Публика растет за счет целенаправленной рекламы.

6. Публика есть известный своеобразный род коммерческой клиентуры. Есть два вида клиентов: публика постоянная, прочная, и публика случайная, непостоянная (181, с. 266-272).

Общество состоит из разного рода публики, отмечал Тард. Разделение это носит чисто психологический характер, так как соответствует состоянию умов в данную эпоху. Он предполагал, что разделение общества на разные виды публики в скором времени заменит экономическое, политическое, корпоративное деление. Постепенно в обществе создается некий эпифеномен, некая «атмосферическая оболочка», нечто вроде коллективного сознания, питательной средой для которого служит информация. Преобразование различных социальных групп в единую публику необходимо для адекватного общения друг с другом членов общности. Публика некоторых больших газет, таких как «Times», «Figaro», интернациональна. Тард уже в конце позапрошлого века предсказывал информационную глобализацию, создание единых мировых информационных сетей.

Г. Тард называет этапы формирования толпы. Первый этап - это люди, идущие по улице, каждый по своим делам, просто гуляющие. Эти люди образуют тесное скопище. Второй этап начинается с того момента, как появляется общая цель, которая взволнует и объединит их вместе. Так зарождается первая ступень социального агрегата - толпа. Как только люди увлекутся общей идеей или страстью, они составят публику. В зависимости от того, что перевешивает - цель или желание, возникает два типа публики: публика убежденная, фанатичная, или же публика страстная, желающая.

Рис. 7. Этапы трансформации толпы по Г. Тарду.

Г. Тард приводит характеристики толпы . В частности, он пишет: «Толпы не только легковерны, они безумны. Многие из их свойств, отмеченных нами у них, общи с душевнобольными в наших лечебницах: преувеличенная гордость, нетерпимость, неумеренность во всем. Они доходят всегда, как сумасшедшие, до двух крайних полюсов: или возбуждения, или упадка духа, они то героически неистовы, то уничтожены паникой. У них бывают настоящие коллективные галлюцинации: людям, собравшимся вместе, кажется, что они видят и слышат такие вещи, которых они не видят и не слышат каждый в отдельности. И когда толпы уверены, что их преследуют воображаемые враги, их вера основана на логике безумца» (181, с. 294).

Толпу и публику можно классифицировать также по степени активности. Бывает толпа ожидающая, внимающая, манифестантская и действующая. Для ожидающих толп характерно коллективное любопытство, которое может достигнуть неслыханных размеров вне зависимости от его предмета. Толпа всегда бывает более терпелива или более нетерпелива, чем отдельный индивид. Это объясняется психологической причиной - взаимным заражением эмоциями собравшихся индивидов.

Толпы внимающие собираются около трибуны, эстрады, сцены. По поводу этих толп Тард замечает следующее. В такой толпе «только небольшое количество зрителей или слушателей видят и слышат очень хорошо, многие видят и слышат только наполовину или же совершенно ничего не видят и не слышат...» (181, с. 286). По мнению Тарда, изменение когнитивных процессов объясняется тем, что в таких случаях толпа, собственно, служит зрелищем для самой себя. Толпа привлекает и порождает толпу. Таким образом, Тард предугадал .

Люди в толпе вынуждены больше реагировать друг на друга, чем на информацию, которую сообщает им оратор. Когнитивные процессы направлены внутрь толпы, так как человек в первую очередь старается обеспечить свою безопасность среди огромной массы людей.

Толпы манифестантские всегда проявляют свои убеждения, свои страстную любовь или ненависть, радость или печаль со свойственным им преувеличением. У них мало идей, зато они держатся за них крепко и без устали кричат одно и то же.

Толпы действующие. Что может создать толпа со своей внутренней несвязностью и беспорядочностью усилий? - спрашивал Тард. Она может только разрушать, уничтожать, но не созидать. Он подразделял действующие толпы на два типа: любящие и ненавидящие. Неизвестно, что более гибельно: ненависть толпы или ее любовь, проклятия или энтузиазм. Толпа, охваченная сильными чувствами, становится безумной, в порыве обожания она может уничтожить своих идолов. Бывают также праздничные и траурные толпы. Праздничные толпы, считал Тард, приносят для развития общности больше пользы, чем вреда. Антисоциальные, агрессивные действия толп приводят к преступным разрушениям и негативно сказываются на психике, заставляя людей долго переживать эти события и проклинать их память.

Рис. 8. Классификация видов и активности толпы по Г. Тарду.

Г. Тард считал, что механизмом распространения идеи является внушение. В толпе, считает Тард, есть те, кто внушает, и те, кто подвергается внушению. Коллективный «внушитель» в толпе состоит из вождя и членов толпы, подражающих и внушающих друг другу идеи и чувства. Вождь толпы наделен определенными чертами. Во-первых, он должен владеть внушением, уметь производить впечатление. Во-вторых, благодаря исключительному развитию воли, человек сам превращает себя в вождя. Существует пять способов влияния - железная воля, орлиная острота взора, сильная вера, могучее воображение, неукротимая гордость (181, с. 400). Это источники огромной силы вождя.

Тард выделял два типа влияния. Первое - это влияние на расстоянии, например, влияние на публику. Здесь главную роль играет превосходство ума и воображения. Второе - влияние непосредственное, влияние на толпу. Оно оказывается эффективным только при использовании вышеперечисленных способов. Именно Тард открыл механизм действия социальной идентификации - процесса, описанного в 70-е гг. XX в. Г. Тэджфелом. «Когда толпа восхищается своим лидером, когда армия восхищается своим генералом, она восхищается собой, она присваивает себе то высокое мнение, которое этот человек имеет о себе самом», - писал Тард (181, с. 114).

Рис. 9. Способы влияния на публику и на толпу по Г. Тарду.

Г. Тард обнаружил парадокс: толпа не способна к разумным действиям, только отдельный человек может мыслить и действовать рационально. Толпа не способна к интеллектуальному творчеству. У людей, собравшихся вместе, снижается способность мыслить и стирается чувство реальности. Однако в толпе есть люди, обладающие сильной волей, они увлекают остальных за собой и управляют ими. Это вожди, религиозные деятели, политики, журналисты.

Фактически Тард основал теорию массовой коммуникации. Он обнаружил, что любая коммуникация, и массовая и межличностная, сопровождается внушающим воздействием. Особенно сильно это воздействие проявляется в толпе.

Введение

Габриэль Тард и его социальная теория

Место Г. Тарда в социологии ХIХ-ХХ века. Научное противостояние Г. Тарда и Э. Дюркгейма

Заключение

Список литературы

Введение

Актуальность исследования наследия классиков социологической мысли обусловлена тем, что сложные и противоречивые процессы, происходящие в России и в мире, требуют от социологов переориентации их внимания на те проблемы, которые долгое время не являлись первостепенным объектом исследования.

Это проблема существования человека в полностью технизированном и информатизированном мире; проблема личности как огромного резерва и импульса общественного развития. Характерным признаком социологии становится антропоцентрический подход, областью ее исследований все чаще оказывается механизм складывания социального процесса как переплетения бесчисленных линий взаимодействия конкретных индивидов. В связи с этим возрастает интерес к наследию классиков, в творчестве которых данная проблематика была доминирующей.

Одним из предшественников современной социологии является Жан Габриель Тард. В центре внимания ученого находились процессы социальной интеракции «интерментальной деятельности», проблема личности или «первичного общественного индивида», наделенного способностью сознательной инициативы и выступающего в роли центрального двигателя общественного прогресса.

Габриель Тард исследует феномен толпы. Он обращает внимание на то, что толпа притягательна сама по себе, более того, как он выражается, оказывает некоторое чарующее воздействие. Он проводит различие между такими понятиями как толпа и публика и считает современный ему век веком публики. Толпа, по его мнению, как социальная группа принадлежит прошлому, это нечто низшее.

Цель: изучить наследие Габриеля Тарда, его взгляды на психологию толпы и роль в развитии современной социологии.

Для выполнения поставленной цели необходимо выполнить следующие задачи:

изучить теоретическое наследие Габриеля Тарда;

рассмотреть принципы разграничения толпы и публики в социологии Тарда;

проанализировать значение теории Г. Тарда.

1. Габриэль Тард и его социальная теория

Тард Габриэль (10.03.1843 - 19.05.1904) - французский социолог психологической школы, криминалист. Считал основными социальными процессами конфликты, приспособление и подражание, с помощью которого индивид осваивает нормы, ценности и нововведения.

Со времен Великой французской революции изучение такой массовой политической общности как толпа стало «модным». Не обошел вниманием этот специфический социально-психологический феномен и Г. Тард, который назвал толпу самой «старинной» социальной группой после семьи. Он определяет ее как множество лиц, собравшихся в одно и то же время в определенном месте и объединяемых чувством, верой и действием. Толпа повторяет одни и те же действия, одни те же крики, она мелочно самолюбива, обращаться к ее разуму бесполезно; толпа криком, воем, топаньем заглушает всех, кто не умеет ее угадать; чем многочисленнее толпа, тем ниже ее уровень; толпа, независимо от того, из кого она состоит (профессор или кочегар), теряет способность владеть собой, ибо она не мыслит, а чувствует, и наконец, толпа ослабляет или уничтожает индивидуальность входящих в нее индивидов.

Анализируя психологию толпы, Тард Г. проводил различие между бессознательной толпой, движимой силой темных и разрушительных импульсов, и сознательной публикой, создающей общественное мнение. Таким образом, по Тарду, стихийное настроение - это особенность народных низов, а сознательное мнение - это свойство «публики» или интеллектуальных привилегированных социальных групп.

В работах Тарда Г. нашли отображение следующие идеи: абсолютизация роли подражания в общественной жизни; исследование толпы как наиболее спонтанного проявления неорганизованной активности масс; дифференциация стихийного настроения и общественного мнения; анализ социально-психологического феномена умонастроения, которое он называл «социальной логикой». Признанный классик социальной психологии, он поставил ряд проблем, которые дали толчок развитию политической психологии.

Жизнь и творчество Тарда можно разделить на два периода: провинциальный и столичный. 50 лет он прожил в своем родном городе Сарла и только последние 10 лет - в Париже. Перевод в столицу в 1894 году на место Директора Статистического бюро при Министерстве Юстиции резко изменил его жизнь. Он сделал блестящую карьеру, к нему пришли признание и почести: кафедра философии в Коллеж де Франс (College de France), избрание в члены Академии нравственных и политических наук (Academie des Sciences Morales et Politiques) в 1900г.

В парижский период появляются самые серьезные его работы: «Социальная логика» (1895), «Социальные законы. Личное творчество среди законов природы и общества» (1898); в этом же году была издана «Трансформация власти», в 1902 г. - «Мнение и толпа» и «Экономическая психология».

В 1895 и 1898 гг. он публикует два тома различных статей: «Эссе и социальная смесь» и «Очерки по социальной психологии» соответственно.

В 1904 г., уже после смерти Тарда, в очередном номере журнала «Архивы криминальной антропологии» («Archives d" Anthropologie criminelle»), посвященном его памяти, была напечатана утопия «Фрагменты будущей истории». Парижский период был периодом жатвы, но он был бы невозможен без посева и медленного прорастания его идей в период провинциальной жизни.

Первые труды Тарда были посвящены криминологии. С 1883 по 1890гг. он опубликовал две работы: «Сравнительная преступность» (1886) и «Уголовная философия» (1890), а также дюжину небольших статей. С 90-х гг. появляются его основные труды по социологии и философии.

Переход от права к социологии был общей тенденцией развития общественных наук в этот период. В 1890г. увидело свет основное сочинение Тарда («Законы подражания»), в котором он изложил свою точку зрения на природу всех социальных явлений как на цепь повторений или подражаний.

«Законы подражания» содержат довольно полное и разностороннее изложение основных социологических взглядов Тарда. В позднейших своих трудах («Трансформация права», «Трансформация власти» и «Экономическая психология») он только применил свои методологические положения к отдельным областям общественной жизни.

Однако наибольший интерес научной общественности вызвали его работы в области философии и социологии. Об этом свидетельствовали многочисленные дискуссии, в которые Тарду пришлось вступить со своими европейскими и американскими коллегами. Его оппонентами в разное время были Д. Болдуин, Ф. Гиддингс, Э. Дюркгейм, М.М. Ковалевский, П. Леруа-Болье, Ч. Ломброзо, Н.К. Михайловский, М. Нордау, Г.В. Плеханов, А. Эспинас.

Разграничение публики и толпы в теории Г. Тарда

Тард жил в то время, когда достаточно высокого уровня развития достигли средства коммуникации. Появилась публицистика, радио, телеграф. Происходит интенсивное и широкое распространение общественной жизни. Благодаря соединению трех взаимоподдерживающих друг друга изобретений, книгопечатания, железных дорог и телеграфа, приобрела страшное могущество пресса, публицистика. Люди начинают мыслить иными категориями, чем прежде. В связи с развитием коммуникаций, происходят изменения природы толп. Таким образом, наряду с толпами, собранными в одном и том же замкнутом пространстве, в одно и то же время, отныне мы имеем дело с рассеянными толпами, т.е. с публикой, утверждает Тард.

Тард дает следующее определение этому понятию: «публика… есть не что иное, как рассеянная толпа, в которой влияние умов друг на друга стало действием на расстоянии, на расстояниях, все возрастающих».

Изначально существовала методологическая путаница в разделении понятий «публика» и «толпа».

Например, говорят, публика какого-нибудь театра; публика какого-нибудь собрания; и здесь слово «публика» означает толпу. Но это смысл упомянутого слова не единственный и не главный, с точки зрения Тарда. И в то время как он постепенно утрачивает свое значение или же остается неизменным, новая эпоха с изобретением книгопечатания создала совершенно особый род публики, которая все растет, и бесконечное распространение которой является одной из характернейших черт нашего времени, утверждает Тард.

Таким образом, Тард занимается психологией публики, взятой в этом особом смысле слова, т.е., как чисто духовной совокупности, как группы индивидуумов, физически разделенных и соединенных чисто умственной связью.

Между толпой и публикой существует множество различий, замечает Тард. Можно принадлежать в одно и то же время, как это обыкновенно и бывает, к нескольким группам публики, но к толпе одновременно можно принадлежать только к одной. Отсюда гораздо большая нетерпимость толпы, а, следовательно, и тех наций, где царит дух толпы, потому что там человек захватывается целиком, неотразимо увлечен силой, не имеющей противовеса. И отсюда преимущество, утверждает Тард, связанное с постепенной заменой толпы публикой, сопровождающееся всегда прогрессом в терпимости или даже в скептицизме.

Толпа, как группа более естественная, более подчиняется силам природы; она зависит от дождя или от хорошей погоды, от жары или от холода; она образовывается чаще летом, нежели зимой. Луч солнца собирает ее, проливной дождь рассеивает ее, но публика, как группа высшего разряда, не подвластна этим изменениям и капризам физической среды, времени года или даже климата.

Отпечаток расы гораздо менее отражается на публике, чем на толпе. «Потому, что в образовании толпы индивидуумы участвуют только своими сходными национальными чертами, которые слагаются и образуют одно целое, но не своими индивидуальными отличиями, которые нейтрализуются; при составлении толпы углы индивидуальности сглаживаются в пользу национального типа, который прорывается наружу. И это происходит вопреки индивидуальному влиянию вождя или вождей, которое всегда дает себя чувствовать, но всегда находит противовес во взаимодействии тех, кого они ведут».

Что же касается того влияния, какое оказывает на свою публику публицист, то оно, если и является гораздо менее интенсивным в данный момент, зато по своей продолжительности оно более сильно, чем кратковременный и преходящий толчок, данный толпе ее предводителем. Влияние, которое оказывают члены одной и той же публики друг на друга, гораздо менее сильно, и никогда не противодействует, а, напротив, всегда содействует публицисту вследствие того, что читатели сознают одновременную тождественность своих идей, склонностей, убеждений или страстей.

Человек - это мыслящая овца. Легковерный и импульсивный, он устремляется навстречу тому, чего не видит и не знает. По полученному приказанию он сгибается или выпрямляется, погружает тело и душу в массу и позволяет ей себя захватить, пока не изменяется до неузнаваемости. Тард был убежден в этом, и его описание толп хорошо это показывает. «Но, - утверждает он, - как ни разнятся толпы друг от друга по своему происхождению и по всем своим другим свойствам, некоторыми чертами они все похожи друг на друга; эти черты: чудовищная нетерпимость, забавная гордость, болезненная восприимчивость, доводящее до безумия чувство безнаказанности, рожденное иллюзией своего всемогущества, и совершенная утрата чувства меры, зависящая от возбуждения, доведенного до крайности взаимным разжиганием. Для толпы нет середины между отвращением и обожанием, между ужасом и энтузиазмом, между криками да здравствует! или смерть!».

Если трудно иногда обмануть одного человека, то ничего нет легче, как обмануть толу. Толпа не рассуждает, она повинуется только своим страстям. Легкая антипатия в толпе делается ненавистью, простое желание обращается в страсть. И это бывает не в одной только уличной толпе, но во всяком сборище людей: в театре, в суде, в парламенте. Живой пример этого - театральная публика. Она все воспринимает гораздо сильнее, чем каждый из нее в отдельности отнесся бы к тому, что видит на сцене, не будь этого в переполненном зале и не заражайся он чувством соседа. Театральная толпа - это, по словам Тарда, еще самая спокойная толпа, потому что она сидит. Если она встанет, она будет возбуждена гораздо сильнее. Но самая опасная - это двигающаяся, особенно бегущая толпа. Тут ее возбужденное состояние легко переходит все границы, вызывая панику или страсть к разрушению.

Толпа заражает других и заражается сама. Она неспособна спокойно и трезво обсудить что-нибудь. Даже когда она состоит из умных и развитых людей, она много ограниченней каждого из них в отдельности. Наука о толпе, сравнительно еще новая, устанавливают уже факты: чем многочисленнее собрание, тем ниже его уровень. В большом количестве публика, даже интеллигентная, легко опускается до уровня обыкновенной уличной толпы. Его парадокс, что между голосованием сорока академиков и сорока водовозов нет никакой разницы, тут оправдывался вполне. Собравшись в большом количестве, публика, из кого бы она ни состояла, из профессоров или кочегаров, прежде всего, теряет способность владеть собой. Толпа не мыслит, а чувствует. А в этом отношении кочегар и профессор ничем не отличаются. Оба чувствуют одинаково.

Все отличительные свойства толпы - нетерпимость, раздражительность, неспособность хладнокровно что-нибудь обсуждать, бывают у нее на лице. Она много говорит о своих правах и ни слова о своих обязанностях.

Желая вызвать ее одобрение, каждый старается сказать ей только приятное, только то, что соответствовало ее настроению, и, заражаясь им сам, говорит такие вещи, о которых он раньше не думал. Если в толпе говорили о конституции, находился оратор, который требовал немедленно демократической республики. Если один вызвал ее аплодисменты, другой, чтобы заслужить их, должен был сказать что-нибудь еще сильнее. Он мог повторить и сказанное раньше, но только сгустив краски. Бесконечное повторение одного и того же, невыносимое для отдельного лица, никогда не надоедает толпе, если это льстит ее самолюбию, если меняются ораторы, их интонации, жесты.

Тард заметил, что у толпы есть свое мелочное самолюбие. Тут предпочитают одобрение ближайшей группы одобрению миллионов, но далеко стоящих. Чтобы иметь успех у толпы, надо бить ее по нервам, оглушить ее и, не дав ей времени опомниться, сейчас же собирать голоса. Так обыкновенно и делают, составляя тут же адресы, подписки, единогласные постановления и резолюции.

Мнимое единодушие толпы, по словам Тарда, есть просто слепое подражание. Она повторяет одни и те же движения, одни и те же крики. А если кто-нибудь сохранил еще способность управлять своими мыслями, то не считает безопасным отделиться от стада и сказать, что он не согласен с ним. Толпа не шутит, оскорбить ее сомнением в мудрости ее решений, вызвать ее гнев - опасно. Критиковать ее нельзя, обращаться к ее разуму бесполезно, бороться с ней таким путем - это все равно, что бороться с циклопом.

Именно рассудка здесь очень недостаёт, потому что он только единицу обеспечивает чувством меры и способностью к компромиссу, признание пределов власти каждого. Вот почему толпы в нормальном состоянии демонстрируют абсурдные и безрассудные черты, которые индивиды обнаруживают в болезненно безумном состоянии.

Характерная черта толпы - это недоверие к своим избранникам. Не успеет она почтить кого-нибудь выбором, как уже начинает подозревать в том, что он продал ее. Выбирали людей на самые ответственные места, толпа сменяла их, как только они начинали приобретать опытность, и сажала на их место новых. Помимо недоверия тут играло роль и желание удовлетворить тех, кто ждал своей очереди.

Недоверие толпы к своим избранникам делает невозможным ввести какой-нибудь порядок в управлении.

Он полагает, что обнаружил некоторые свойства толп: эмоциональную неустойчивость, коллективную истерию, вспышки мании и меланхолии, неумеренность во всём, которая, если его перефразировать, как у пансионеров наших приютов.

Тард замечает что толпы не могут бесконечно оставаться в состоянии волнения. Им предначертано либо распадаться, исчезать так же быстро, как и появились, не оставляя следов, - например сборище зевак, митинг, небольшой мятеж; либо эволюционировать, чтобы превратиться в толпы дисциплинированные и стабильные. Легко обнаружить между ними разницу, которая состоит в существовании организации, опирающейся на систему общих верований, использование иерархии, признанной всеми членами организации. Такова отличительная черта, которая противопоставляет естественные толпы толпам искусственным, утверждает Тард.

Толпы организованные, ассоциации высшего порядка формируются в силу внутренних обстоятельств, изменяются под действием верований и коллективных желаний, путем цепи подражаний, которые делают людей все более и более похожими друг на друга и на их общую модель, - на вождя.

Отсюда проистекает преимущество, позволяющее заменить спонтанные массы массами дисциплинированными, и замещение это всегда сопровождается прогрессом общего интеллектуального уровня, замечает Тард. В самом деле, массы спонтанные, анонимные, аморфные низводят умственные способности людей на самый низший уровень. И напротив, массы, в которых царит определенная дисциплина, обязывают низшего подражать высшему. Таким образом, эти способности поднимаются до определенного уровня, который может быть выше, чем средний уровень отдельных индивидов. Значит, все члены искусственной толпы подражают руководителю, а, следовательно, его умственное развитие становится их развитием.

Толпы различает - существование или отсутствие организации. Одни толпы, естественные, повинуются механическим законам; другие, искусственные, следуют социальным законам подражания. Первые снижают индивидуальные способности мышления, вторые поднимают их на социальный уровень, который разделяет со всеми и их руководитель. Они воспроизводят в тысячах и миллионах экземпляров черты одного человека. С социальной точки зрения, существование этих репродукций, групп вождей, необходимого приводного ремня между уникальной личностью и толпой, наиболее важно и труднодостижимо. В определенном смысле эти группы даже более необходимы, чем сама масса: т.к. если они могут действовать, изобретать без участия массы, то масса не может ничего или почти ничего без них. «Она лишь тесто, они же дрожжи».

Главенствующая роль организации состоит в том, чтобы умножить возможности лидеров, распространяя более упорядоченным способом их идеи и указания. Организация потому более действенна, что регулирует процесс подражания и позволяет лидеру вылепить массу по своему подобию. В конечном счете, по словам Тарда, организация будет иметь ту же ценность, что и ее лидер.

Подобно тому, как Лебон дает классификацию толпы, Тард дает определенную классификацию публики, считая, что это можно сделать по множеству признаков, но важнейшим является цель, объединяющая публику, ее вера. И в этом он усматривает сходство между толпой и публикой. И та, и другая - нетерпима, пристрастна, требует, чтобы все ей уступали. И толпе, и публике присущ дух стадности. И та, и другая напоминает по своему поведению пьяного. Толпы не только легковерны, но порой и безумны, нетерпимы, постоянно колеблются между возбуждением и крайним угнетением, они поддаются коллективным галлюцинациям. Хорошо известны преступные толпы. Но то же самое можно сказать и о публике. Порой она становится преступной из-за партийных интересов, из-за преступной снисходительности к своим вождям. Разве публика избирателей - вопрошает он, - которая послала в палату представителей сектантов и фанатиков, не ответственна за их преступления? Но даже пассивная публика, непричастная к выборам, не является ли также соучастницей того, что творят фанатики и сектанты? Мы имеем дело не только с преступной толпой, но также и с преступной публикой. «С тех пор, как начала нарождаться публика, величайшие исторические преступления совершались почти всегда при соучастии преступной публики. И если это еще сомнительно относительно Варфоломеевской ночи, то вполне верно по отношению преследования протестантов при Людовике XIV и к столь многим другим». Если бы не было поощрения публики к подобного рода преступлениям, то они не совершались бы. И он делает вывод: за преступной толпой стоит еще более преступная публика, а во главе публики - еще более преступные публицисты.

Публицист у него выступает как лидер. Например, он говорит о Марате как о публицисте и предсказывает, что в будущем может произойти персонификация авторитета и власти, «в сравнении с которыми поблекнут самые грандиозные фигуры деспотов прошлого: и Цезаря, и Людовика ХIV, и Наполеона». Действия публики не столь прямолинейны как толпы, но и те и другие слишком склонны подчиняться побуждениям зависти и ненависти.

Тард считает, что было бы ошибочно приписывать прогресс человечества толпе или публике, так как его источником всегда является сильная и независимая, отделенная от толпы, публики мысль. Все новое порождается мыслью. Главное - сохранить самостоятельность мысли, тогда как демократия приводит к нивелировке ума.

Если Лебон говорил об однородной и разнородной толпе, то Тард - о существовании разнородных по степени ассоциаций: толпа как зародышевый и бесформенный агрегат является ее первой ступенью, но имеется и более развитая, более прочная и значительно более организованная ассоциация, которую он называет корпорацией, например полк, мастерская, монастырь, а в конечном счете государство, церковь. Во всех них существует потребность в иерархическом порядке. Парламентские собрания он рассматривает как сложные, противоречивые толпы, но не обладающие единомыслием.

И толпа, и корпорация имеет своего руководителя. Порой толпа не имеет явного руководителя, но часто он бывает скрытым. Когда речь идет о корпорации, руководитель - всегда явный. «С той минуты, когда какое-нибудь сборище людей начинает чувствовать одну и ту же нервную дрожь, одушевляться одним и тем же и идет к той же самой цели, можно утверждать, что уже какой-нибудь вдохновитель или вожак, или же, может быть, целая группа вожаков и вдохновителей, между которыми один только и был деятельным бродилом, вдунули в эту толпу свою душу, внезапно затем разросшуюся, изменившуюся, обезобразившуюся до такой степени, что сам вдохновитель раньше всех других приходит в изумление и ужас».

В революционные времена мы имеем дело со сложными толпами, когда одна толпа перетекает в другую, сливается с ней. И здесь всегда появляется вожак, и чем дружнее, последовательнее и толковее действует толпа, тем очевиднее роль вожаков. Если толпы поддаются любому вожаку, то корпорации тщательно обдумывают, кого сделать или назначить вожаком. Если толпа в умственном и нравственном отношении ниже средних способностей, то корпорация, дух корпорации, считает Тард, может оказаться выше, чем составляющие ее элементы. Толпы чаще делают зло, чем добро, тогда как корпорации чаще бывают полезными, чем вредными.

Особое внимание Тард уделяет сектам, которые, по его мнению, и поставляют толпе вожаков. Они являются бродилом для толпы, хотя сами секты вполне могут обходиться без толпы. Секта одержима некой идеей, и она подбирает себе последователей, которые уже подготовлены к этой идее. Согласно Тарду, всякая идея не только подбирает себе людей, но прямо создает их для себя. Все эти секты, считает он, возникают на ложных идеях, на смутных и темных теориях, обращены к чувствам, но не разуму.

Секта непрерывно совершенствуется, и в этом ее особая опасность, прежде всего, когда речь идет о преступных сектах. Другая опасность сект заключается в том, что они вербуют для своих целей людей самых разных общественных категорий. Степень ответственности вождей и сект, которые их порождают, и ведомых ими масс различна. За все разрушительное, что имеет место в революции, толпа, хотя бы отчасти, ответственна. Но сами революции, по Тарду, были созданы, замыслены Лютером, Руссо, Вольтером.

Все гениальное, в том числе и преступления, создается индивидом. Вождь, политический деятель, мыслитель внушает остальным новые идеи. Он считает, что в коллективной душе нет ничего загадочного, это просто душа вождя. Толпа, секта, публика всегда имеет ту основную мысль, которую ей внушили, они подражают своим вдохновителям. Но сила чувств, которыми руководствуется при этом масса, как в добре, так и в зле, оказывается ее собственным произведением.

Поэтому неправильно было бы приписывать все действия толпы, публики только вождю. Когда толпа восхищается своим лидером, то она восхищается собой, она присваивает себе его высокое мнение о самом себе. Но когда она, и прежде всего демократическая публика, проявляет недоверие к своему руководителю, то и сам руководитель начинает заигрывать и подчиняться такого рода публике. И это происходит несмотря на то, что толпы, публика чаще всего послушны и снисходительны к своему лидеру.

Работы Лебона и Тарда явились основой для исследования феномена толпы, народных масс во всей последующей литературе XX в. Особенно это касается иррационалистической философии, близкой по самой своей сути к психологической проблематике, часто переплетающейся с нею. Это и предопределило сходство в подходе к пониманию роли народных масс теоретиками «психологии толп» и рядом представителей иррационалистической философии. Как мы постараемся показать, в основе многих представлений философов XX в., писавших о массах, толпе, лежат трактовки, данные Лебоном и Тардом.

Место Г. Тарда в социологии ХIХ-ХХ века. Научное противостояние

Г. Тарда и Э. Дюркгейма

Многие исследователи обращались в своих произведениях к вопросам массовой психологии, однако, с профессионально-психологической точки зрения, феномен «массы» и, в частности, поведение толпы были изучены лишь в конце XIX века. Это понятно: требовалось время для научного осмысления исторического опыта и гигантских исторических потрясений. Эти исследования были связаны с тремя теперь уже классическими именами Г. Тарда, Ш. Сигеле и Г. Лебона.

Г. Тард изучал толпу как «нечто одушевленное (звериное)» <#"justify">Примерно та же судьба ждала в науке и Ш. Сигеле. Это парадоксально, но его имя известно практически всем социальным и политическим психологам, однако, конкретные его работы, фактически, неизвестны никому. Он же, между прочим, отличался крайне любопытными взглядами. Так, среди прочего, Ш. Сигеле считал, что «интеллектуальная вульгарность и нравственная посредственность массы могут трансформироваться в мысли и чувства» <#"justify">Обратим внимание на то, как много открытий в поведении толпы было сделано Г. Тардом и Ш. Сигеле. А ведь они сделали и описали их раньше, чем о них написал значительно более известный и популярный ныне Г. Лебон. Однако таков почти неумолимый закон истории науки: Г. Лебон опирался на находки Г. Тарда и Ш. Сигеле так же, как позднее на него самого оперся 3. Фрейд: отреферировал, кое-где процитировал, и использовал как фундамент для основания собственной пирамиды анализа психологии масс и человеческого «я» в политике.

Деятельность Тарда как социолога пришлась на тот же период времени, что и у Э. Дюркгейма. У этих двух основоположников французской школы социологии было, на первый взгляд, много общего: они оба основывали свои теории на статистических данных, интересовались природой социальных норм, придавали большое внимание сравнению как методу научного исследования. Однако их концепции кардинально противоположны. В теориях Дюркгейма центральная роль всегда отводилась обществу, которое формирует человека. В противоположность этому Тард сконцентрировал свое внимание на изучении взаимодействия людей (индивидуальных сознаний), продуктом которого выступает общество. Сделав основной акцент на изучении индивидов, он активно выступал за создание социальной психологии как науки, которая должна стать фундаментом социологии. Противоположность подходов Дюркгейма и Тарда к решению проблемы о том, что первично - общество или индивид, положила начало современной полемике сторонников трактовки общества как единого организма и их противников, считающих общество суммой самостоятельных индивидов.

По мнению Тарда, основой развития общества выступает социально-коммуникационная деятельность индивидов в форме подражания (имитации). Именно это понятие стало у французского социолога ключевым при описании социальной реальности. По сути, он трактует общество именно как процесс подражания, понимая под ним элементарное копирование и повторение одними людьми поведения других. Процессы копирования и повторения касаются существующих практик, верований, установок и т.д., которые воспроизводятся из поколения в поколение благодаря подражанию. Этот процесс способствует сохранению целостности общества.

Другим важным понятием в объяснении развития общества, по Тарду, является «изобретение» (или «нововведение»). Оно рассматривается Тардом как процесс адаптации к изменяющимся условиям окружающей среды. Все новое, что возникает в обществе (будь то идеи или материальные ценности), он считал результатом творческой деятельности немногочисленных одаренных личностей. Язык, религия, ремесло, государство - все это, по мнению Г. Тарда, продукты творчества индивидов-новаторов. Раз возникнув, новое явление приводит в действие процесс подражания. Это можно сравнить с кругами на воде, возникающими после падения капли: подражание чему-то новому постепенно охватывает все большую и большую массу людей, теряя при этом первоначальную силу. Утверждение всех основных социальных институтов произошло, по Тарду, именно потому, что обыкновенные люди, не способные изобрести что-то новое, стали подражать творцам-новаторам и использовать их изобретения.

Таким образом, деятельность немногих новаторов и изобретенные ими новшества являются, по мнению Г. Тарда, основным двигателем социальной эволюции, способствуя развитию общества. Следует при этом учитывать, что наибольшее распространение получают не любые «изобретения», а те, которые в целом вписываются в уже существующую культуру и не сильно противоречат ее основам.

Борьба друг с другом разных «изобретений», по разному решающих возникшие перед обществом проблемы, приводит к возникновению оппозиции (противодействия инновациям). Ее результатом являются разного рода споры, конфликты и противоборства (вплоть до военных действий). Тем не менее, на смену любой оппозиции обычно приходит адаптация, усвоение «изобретения». На этом цикл социальных процессов завершается, и общество не меняется, пока какой-либо новатор не совершит нового «изобретения».

Особой темой исследований Тарда было сравнительное изучение толпы и публики. Полемизируя с Г. Лебоном, Тард выступал против описания современной ему действительности как «века толпы». С его точки зрения, 19 век - это, скорее, век публики. Противопоставляя эти два понятия, Тард подчеркивал необходимость тесного физического контакта между людьми в случае, когда речь идет о толпе, и достаточность умственных связей для возникновения публики. Такое духовное единство понималось ученым как общность мнений, интеллектуальная общность. Огромную роль в становлении «общества публики», по его мнению, играют средства массовой информации, которые формируют в людях общность мнений вне зависимости от их месторасположения. Рассуждения Тарда об отличиях публики от толпы можно рассматривать как подход к пониманию таких социальных явлений, как гражданское общество, массовая культура.

В сфере внимания Г. Тарда находилась не только общая социологическая теория общественного развития, но и некоторые особые разделы обществоведения - такие как политология (работа Превращение власти), экономика (Экономическая психология, Реформа политической экономии), криминология (Сравнительная преступность и Философия наказания), искусствоведение (Сущность искусства).

В России конца 19 - начала 20 вв. идеи Тарда пользовались большой популярностью. Многие его книги были переведены на русский язык сразу же после их публикации во Франции. Его взгляды оказали сильное влияние на концепции российской «субъективной школы» (П.Л. Лавров, Н.К. Михайловский, С.Н. Южаков, Н.И. Кареев). Впрочем, даже для них проповедуемый Тардом принцип абсолютного примата индивида над обществом оказался мало приемлемым: «Не потому заняли свое место в истории события, отмеченные именами Лютера и Мюнцера, что гнет феодально-католического строя стал невыносимым, - так с иронией передавал Н.К. Михайловский впечатление от концепции Тарда, - а потому, что распространились идеи Лютера».

Современные ученые признают важность вклада Тарда в развитие социологической науки. Немецкий социолог Ю. Хабермас считает, что именно Тард стал основателем таких популярных в наши дни направлений социологии как теория массовой культуры и анализ общественного мнения. Поскольку, однако, в социологии 20 в. доминирует представление об определяющем влиянии общества на индивида, а не наоборот (как у Тарда), то в наши дни Тард менее популярен, чем его оппонент Дюркгейм.

тард социальный теория толпа

Заключение

В результате изучения наследия Габриэля Тарда было выявлено, что оно актуально для исследования многих пластов социальной реальности.

Еще в период становления социологии ученый приступил к систематическому изучению массовых общностей. В отличие от своих современников, объектом изучения которых была толпа, ученый выделил и противопоставил последней особое социальное образование - публику. Тард рассматривал ее как среду, в которой происходит формирование общественного мнения, отводил решающую роль в этом процессе журналистам и средствам массовой коммуникации. В этой связи он исследовал проблемы общественного мнения.

Французский ученый в XIX в. сформулировал рекомендации по управлению общественным мнением, которые успешно используют современные массмедиа, оказывая целенаправленное воздействие на разные виды публик, предлагая одним массовые развлекательные программы, «подслащивая» их фактическое существование, погружая других в размышления по поводу окружающей жизни.

В работах Тарда содержится анализ различных форм массовых коммуникаций и межличностного общения. Он на полвека ранее М. Маклуэна высказал мысль о зависимости каждого типа социального сообщества от формы коммуникации.

В фокусе внимания Тарда оказались такие две существенные категории общественных наук, как «цивилизация» и «революция», также занимающие видное место в новейшей российской общественной мысли.

Все сказанное выше далеко не отражает того многообразия вопросов, которые интересовали ученого, и свидетельствуют о его серьезном вкладе в социологию. Вместе с тем, место Тарда в общественных науках в течение долгого времени не было точно определено. Данное обстоятельство вызвано тем, что Тард преодолел дисциплинарные границы и создал цельную и стройную социальную теорию в единстве философии, психологии и социологии.

Такой подход в век специализации научной аналитики для многих был непривычным. Отсюда многочисленные упреки в метафизичности размышлений, в отсутствии строгой доказательности своих идей, в отождествлении социологии и социальной психологии, в непомерном расширении узко профессиональной точки зрения криминалиста на область других наук.

Сегодня, когда актуализируется наследие Тарда, целесообразно переосмыслить его социальную теорию, выяснить, какое место в ней занимали социологические идеи, какую роль играли философия и психология с тем, чтобы преодолеть сложившиеся стереотипы в оценке творчества французского социолога, восполнить пробел в изучении его наследия в отечественной социологической науке.

Список литературы

1. Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1993.

Еникеев М.И. Структура и система категорий юридической психологии. М., 2006.

История теоретической социологии в 4-х томах / Под ред. Ю.Н. Давыдова. М., 1997.

. <#"justify">. Лебон Г. Психология народов и масс. СПб. 1995.

Миненков Г.Я. Введение в историю российской социологии / Рец. Ю.Н. Давыдов, В.В. Танчер. М., 2000.

Масловский М.В. Политическая социология бюрократии. М., 1997.

. <#"justify">. Ольшанский Д. Основы политической психологии. М., 2004.

Семечкин Н.И. Социальная психология. Том 2, М., 2002.

Тард Г. Мнение и толпа // Психология толп. М., Институт психологии РАН; Издательство КСП, 1999.

Тард Г. Социальная логика. СПб., Социально-психологический центр, 1996.

. <#"justify">. Фролов С.С. Социология. Возникновение социальных групп. - М., 2000.

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

Выражению коллективная психология или социальная психология часто придают фантастический смысл, от которого прежде всего необходимо освободиться. Он заключается в том, что мы представляем себе коллективный ум, коллективное сознание, как особое мы, которое будто бы существует вне или выше индивидуальных умов. Нет надобности в такой точке зрения, в таком мистическом понимании, для того чтобы совершенно отчетливо провести грань между обыкновенной психологией и психологией социальной, которую мы скорее назвали бы интерспиритуальной. В самом деле, первая касается отношений ума ко всей совокупности других внешних предметов, вторая изучает или должна изучать взаимные отношения умов, их влияния: односторонние или взаимные, - односторонние сначала, взаимные потом. Между первой и второй существует таким образом то различие, которое существует между родом и видом. Но вид в этом случае имеет характер столь важный и столь исключительный, что его необходимо выделить из рода и трактовать при помощи методов, специально ему свойственных.

Отдельные этюды, которые найдет здесь читатель, представляют собой фрагменты этой обширной области коллективной психологии. Их соединяет тесная связь. Пришлось перепечатать здесь, с целью определить его настоящее место, этюд о толпах, составляющий последнюю часть этой книги. В самом деле, публика, которая составляет специальный главный предмет настоящего исследования, есть не что иное, как рассеянная толпа, в которой влияние умов друг на друга стало действием на расстоянии, на расстояниях, все возрастающих. Наконец, мнение, являющееся результатом всех этих действий на расстоянии или при личном соприкосновении, составляет для толпы и публики нечто вроде того, что мысль составляет для тела. И если среди этих действий, в результате которых появляется мнение, мы станем искать самое общее и постоянное, то без труда убедимся, что таковым является разговор, элементарное, социальное отношение, совершенно забытое социологами.

Полная история разговора у всех народов во все времена была бы в высшей степени интересным документом социального знания; и если бы все трудности, которые представляет этот вопрос, удалось победить с помощью коллективной работы многочисленных ученых, то нет сомнения, что из сопоставления фактов, полученных по этому вопросу у самых различных между собою народов, выделился бы большой запас общих идей, которые позволили бы сделать из сравнительного разговора настоящую науку, немного уступающую сравнительной религии, сравнительному искусству и даже сравнительной промышленности, иначе говоря политической экономии.

Но само собой разумеется, что я не мог претендовать на то, чтобы набросать план подобной науки на нескольких страницах. За отсутствием сведений, достаточных хотя бы для самого эскизного наброска, я мог указать только ее будущее место, и я был бы счастлив, если бы, высказав сожаление об ее отсутствии, я возбудил в каком-нибудь молодом исследователе стремление заполнить этот важный пробел.

Май, 1901
Г. Тард

ПУБЛИКА И ТОЛПА

I

Толпа не только привлекает и неотразимо зовет к себе того, кто видит ее; самое ее имя заключает в себе что-то заманчивое и обаятельное для современного читателя, и некоторые писатели склонны обозначать этим неопределенным словом всевозможные группировки людей. Следует устранить эту неясность и особенно не смешивать с толпой публику, слово, которое опять-таки можно понимать различно, но которое я постараюсь точно определить. Говорят: публика какого-нибудь театра; публика какого-либо собрания; здесь слово «публика» обозначает толпу. Но этот смысл упомянутого слова не единственный и не главный, и в то время как он постепенно утрачивает свое значение или же остается неизменным, новая эпоха с изобретением книгопечатания создала совершенно особый род публики, которая все растет, и бесконечное распространение которой является одной из характернейших черт нашего времени. Психология толпы уже выяснена; остается выяснить психологию публики, взятой в этом особом смысле слова, т. е., как чисто духовной совокупности, как группы индивидуумов, физически разделенных и соединенных чисто умственной связью. Откуда происходит публика, как она зарождается, как развивается, ее изменения, ее отношение к своим главарям, ее отношение к толпе, к корпорациям, к государствам, ее могущество в хорошем или в дурном и ее способ чувствовать или действовать - вот что будет служить предметом исследования в настоящем этюде.

В самых низших животных обществах ассоциация состоит по преимуществу в материальном соединении. По мере того, как мы поднимаемся вверх по дереву жизни, социальные отношения становятся более духовными. Но если отдельные индивидуумы удаляются друг от друга настолько, что не могут уже более встретиться, или же остаются в таком отдалении друг от друга дольше известного, весьма краткого промежутка времени, они перестают составлять ассоциацию. Таким образом толпа в этом смысле переставляет собою до некоторой степени явление из царства животных. Не является ли она рядом психических воздействий, в сущности проистекающих из физических столкновений? Но не всякое общение одного ума с другим, одной души с другой обусловлено необходимой близостью тела.

Это условие совсем отсутствует, когда обозначаются в наших цивилизованных обществах так называемые общественные течения. Не на сходках, которые происходят на улицах или площадях, рождаются и разливаются эти социальные реки , эти огромные потоки, которые приступом захватывают теперь самые стойкие сердца, самые способные к сопротивлению умы и заставляют парламенты и правительства приносить им в жертву законы и декреты. И странно, те люди, которые увлекаются таким образом, которые взаимно возбуждают друг друга, или же, скорей, передают один другому внушение, идущее сверху, эти люди не соприкасаются между собой, не видятся и не слышат друг друга; они рассеяны по обширной территории, сидят у себя по домам, читая одну и ту же газету. Какая же связь существует между ними? Эта связь состоит в одновременности их убеждения или увлечения, в сознании, проникающем каждого, что эта идея или это желание разделяется в данный момент огромным количеством других людей. Достаточно человеку знать это, даже не видя этих других людей, и на него влияет вся их совокупная масса, а не только один журналист, общий вдохновитель, сам невидимый и неведомый и тем более неотразимый.

Читатель вообще не сознает, что подвергается настойчивому, почти неотразимому влиянию той газеты, которую он обыкновенно читает. Журналист же скорее сознает свою угодливость по отношению к публике, никогда не забывая ее природы и вкусов. У читателя далее еще меньше сознания: он абсолютно не догадывается о том влиянии, какое оказывает на него масса других читателей. Но оно, тем не менее, неоспоримо. Оно отражается на степени его интереса, который становится живее, если читатель знает или думает, что этот интерес разделяет более многочисленная или более избранная публика; оно отражается и на его суждении, которое стремится приспособиться к суждениям большинства или же избранных, смотря по обстоятельствам. Я развертываю газету, которую я считаю сегодняшней, и с жадностью читаю в ней разные новости; потом вдруг я замечаю, что она помечена числом от прошлого месяца или вчерашним, и она тотчас же перестает меня интересовать. Откуда происходит это внезапное охлаждение? Разве факты, сообщенные там, стали менее интересны по существу? Нет, но у нас является мысль, что мы одни читаем их, и этого достаточно. Это доказывает, что живость нашего интереса поддерживалась бессознательной иллюзией общности нашего чувства с чувствами массы других людей. Номер газеты, вышедший накануне или два дня тому назад, по сравнению с сегодняшним есть то же, что речь, прочитанная у себя дома по сравнению с речью прослушанной среди многочисленной толпы.

Когда мы бессознательно подвергаемся этому невидимому влиянию со стороны публики, часть которой мы сами составляем, мы склонны объяснять это просто обаянием злободневности . Если нас интересует самый последний номер газеты, это происходит будто бы от того, что он сообщает нам злободневные факты и будто бы при чтении нас увлекает сама их близость к нам, а отнюдь не то, что их одновременно с нами узнают и другие. Но проанализируем хорошенько это столь странное впечатление злободневности, возрастающая сила которого является одной из наиболее характерных черт цивилизованной жизни. Разве «злободневным» считается исключительно то, что только что случилось? Нет, злободневным является все, что в данный момент возбуждает всеобщий интерес, хотя бы это был давно прошедший факт. В последние годы было «злободневно» все, что касается Наполеона; злободневно все то, что в моде. И не «злободневно» все то, что вполне ново, но не останавливает на себе внимания публики, занятой чем-либо другим. Во все время, пока тянулось дело Дрейфуса, в Африке или в Азии происходили события, весьма способные возбудить наш интерес, но в них не находили ничего злободневного, словом, страсть к злободневности растет вместе с общественностью и она есть не что иное как одно из самых поразительных ее проявлений; а так как периодическая, в особенности же ежедневная, пресса по самому свойству своему говорить о самых злободневных предметах, то не следует удивляться при виде того, как между обычными читателями одной и той же газеты завязывается и укрепляется нечто вроде ассоциации, которую слишком мало замечают, но которая принадлежит к числу чрезвычайно важных.

Разумеется, чтобы для индивидуумов, составляющих одну и ту же публику это внушение на расстоянии сделалось возможным, нужно, чтобы они привыкали, под влиянием интенсивной общественной жизни, жизни городской, к внушению на близком расстоянии. Мы в детстве, в юношеском возрасте начинаем с того, что чувствуем влияние взгляда других, которое бессознательно выражается у нас в наших позах, в жестах, в изменении хода наших идей, в беспорядочности или чрезмерной возбужденности наших речей, в наших суждениях, в наших поступках. И только после того как мы целыми годами подвергались и подвергали других этому внушающему действию взгляда, мы становимся способны к внушению даже посредством мысли о взгляде другого, посредством идеи, что мы составляем предмет внимания для личностей удаленных от нас. Равным образом, лишь после того, как мы долгое время испытывали на себе и практиковали сами могущественное влияние догматического и авторитетного голоса, слышанного вблизи, нам достаточно прочесть какое-нибудь энергическое утверждение для того, чтобы подчиниться ему, и просто самое сознание солидарности большого числа подобных нам с этим суждением располагает нас судить в одинаковом с ним смысле. Следовательно, образование публики предполагает духовную и общественную эволюцию, значительно более подвинувшуюся вперед, нежели образование толпы. То чисто идеальное внушение, то заражение без соприкосновения, которые предполагает эта чисто абстрактная и тем не менее столь реальная группировка, эта одухотворенная толпа, поднятая, так сказать, на вторую степень сила, не могло зародиться ранее, как по прошествии целого ряда веков социальной жизни более грубой, более элементарной.

Габриэль Тард и его социальная теория

Разграничение публики и толпы в теории Г. Тарда

Отпечаток расы гораздо менее отражается на публике, чем на толпе.

Толпа заражает других и заражается сама. Она неспособна спокойно и трезво обсудить что-нибудь. Даже когда она состоит из умных и развитых людей, она много ограниченней каждого из них в отдельности. Наука о толпе, сравнительно еще новая, устанавливают уже факты: чем многочисленнее собрание, тем ниже его уровень. В большом количестве публика, даже интеллигентная, легко опускается до уровня обыкновенной уличной толпы. Его парадокс, что между голосованием сорока академиков и сорока водовозов нет никакой разницы, тут оправдывался вполне. Собравшись в большом количестве, публика, из кого бы она ни состояла, из профессоров или кочегаров, прежде всего теряет способность владеть собой. Толпа не мыслит, а чувствует. А в этом отношении кочегар и профессор ничем не отличаются. Оба чувствуют одинаково.

Мнимое единодушие толпы, по словам Тарда, есть просто слепое подражание. Она повторяет одни и те же движения, одни и те же крики.

Толпы различает – существование или отсутствие организации. Одни толпы, естественные, повинуются механическим законам; другие, искусственные, следуют социальным законам подражания. Первые снижают индивидуальные способности мышления, вторые поднимают их на социальный уровень, который разделяет со всеми и их руководитель.

Заключение

Тард Г. Мнение и толпа // Психология толп. М., Институт психологии РАН; Издательство КСП, 1999.

Тард Г. Социальная логика. СПб., Социально-психологический центр, 1996.

Лебон Г., Психология толп. СПб, 2002.

G. Tarde L’Opinion et la Foule Перевод с французского под редакцией П. С. Когана Изд-во Т-ва типографии А. И. Мамонтова, М., 1902 г. Институт психологии РАН, Издательство «КСП+» 1999 г.

Одно из самых известных сочинений французского социолога и криминалиста. Согласно его концепции творцом общественного мнения является некая публика с весьма подвижными и неясными границами, уходящими своими корнями в особенности массовых духовно-психологических процессов.

Все социальные процессы, по Тарду, основаны на межличностных взаимодействиях, изучение которых Тард полагает основной задачей общественных наук.

Печатается с приведением текста к нормам современного русского языка

ПРЕДИСЛОВИЕ

ПУБЛИКА И ТОЛПА

ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ И РАЗГОВОР

МНЕНИЕ

РАЗГОВОР

ТОЛПЫ И ПРЕСТУПНЫЕ СЕКТЫ

ПРИМЕЧАНИЯ

Предисловие

Май, 1901 Г. Тард