Коммерсант , 9 сентября 2014 года

По направлению к вине

"Трамвай "Желание"" в МХТ имени Чехова

Московский художественный театр имени Чехова открыл новый сезон подготовленной еще в прошлом сезоне премьерой - "Трамваем "Желание"" великого американского драматурга Теннесси Уильямса в постановке главного режиссера Красноярского ТЮЗа Романа Феодори. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Декорация Николая Симонова - установленный на поворотном круге сцены двухэтажный деревянный дом с галереями, чем-то похожий если и не на огромный трамвай, то хотя бы на паровоз,- досталась режиссеру Роману Феодори вместе с великой пьесой Теннесси Уильямса и уже сделанным распределением: другой режиссер, собиравшийся ставить в МХТ имени Чехова "Трамвай "Желание"", незадолго до начала репетиций от работы отказался. Для молодого режиссера, в последние годы ставшего известным благодаря поставленным им в Барнауле и Красноярске спектаклям, мхатовские репетиции наверняка стали хорошей школой - когда еще получишь столь яркие актерские индивидуальности в дополнение к предлагаемым в тексте обстоятельствам.

Пьеса Уильямса тем и соблазнительна, что крепко, прямо-таки по-бродвейски прописанный сюжет оставляет простор для тонкой нюансировки характеров - потому, наверное, и не сходит уже больше полувека "Трамвай "Желание"" во всем мире с накатанных репертуарных рельсов. Все знают, что главная тема пьесы - столкновение хрупкости и грубой, животной силы, конфликт одиноких человеческих надежд и будничной правды жизни. Но внутри темы возможны разные вариации.

Знаменитые исполнители главных ролей играют в новом спектакле похвально, с полной отдачей, в соответствии с расхожими представлениями о том, как нужно играть пьесу, которую до этого переиграли хорошие актеры во всем мире. В труппе МХТ, конечно, первый, кто приходит на ум при мыслях о Стэнли Ковальски,- Михаил Пореченков. Он абсолютно убедителен не только в своей кряжистой мужской основательности и грубоватой приземленности, но и в намеках на то, что Стэнли не так уж прост, что право быть сильным и безжалостным он не присвоил, а перед самим собой заслужил. Совсем иной характер - Митч, которого Михаил Трухин не боится иногда сделать смешным; пожалеть его зрители всегда успеют - ну хотя бы когда услышат, что ухаживания за Бланш вызваны не столько его затухающим мужским рвением, сколько стремлением утешить умирающую мать. Здесь же хлопотливая, шумная, самозабвенно погруженная в семейную жизнь Стелла Ирины Пеговой - отличная иллюстрация поговорки про ночную и дневную кукушек. Залетевшая дневная кукушка - ее сестра Бланш, столь отличная от Стеллы, что в их кровное родство трудно поверить. Марина Зудина срисовывает образ Бланш с лучшей американской иконы - образца по имени Мэрилин Монро, добавляет по вкусу недорогого кокетства, неуверенности, нервического надлома - и бережно проносит приготовленную смесь до самого финала спектакля.

Эти персонажи встретились в спектакле МХТ, но могли встретиться и в "Трамвае" какого-то другого маршрута. А путь, который хотел продолжить Роман Феодори, виден не столько внутри, сколько вокруг главного сюжета. Особенно внимательно режиссер прочитал два места в пьесе Уильямса - во-первых, поэтичную ремарку-пролог, в которой описана окраина Нового Орлеана, где живут Стелла и Стэнли и где вечерами всегда из-за угла слышны звуки разбитого пианино. Во-вторых, признание Бланш - ее воспоминание о том, как она когда-то застала своего мужа в постели с другим мужчиной и как после этого муж застрелился на шумной вечеринке.

Три пианино режиссер вернул из-за углов Нового Орлеана прямо на сцену и щедро прослоил действие музыкальными (композитор Ольга Шайдуллина, кстати, сидит за одним из инструментов) и танцевальными номерами. Та самая роковая вечеринка, на которой танцуют красивые молодые мужчины и женщины, где отринуты пуританские нормы приличий и все буквально пропитано порочными соблазнами - одежд на героях становится все меньше и меньше, иные мужчины носят женские одежды, а в танцевальных дуэтах, напротив, обходятся без женского пола,- вот эта вечеринка до сих пор не отпускает Бланш Дюбуа. По пятам за героиней даже дома у сестры ходит тот самый несчастный, которого она называет мальчиком: он и остался мальчиком, невидимым для окружающих. И звук выстрела звучит вновь и вновь, притворяясь другими звуками.

Так что не потеря родительского дома, не отсутствие денег и не репутация распутницы преследуют Бланш, а самоубийство мальчика. Именно от этого воспоминания, по Феодори, бежит Бланш - и хотя меняющая платья героиня Марины Зудиной не выглядит жертвой мании преследования, мы понимаем, что она в своем страшном трамвае действительно доехала уже до последней станции. Чувство вины - страшное наказание для человека. Вот и в финале спектакля Романа Феодори мы видим воющую в одиночестве на луну Стеллу, которая, очевидно, в конце концов сошла с ума из-за того, что сдала сестру в сумасшедший дом. А Бланш в это время, точно памятник непокоренным, возвышается над ней в белом платье - может быть, из какого-то другого спектакля.

РГ , 9 сентября 2014 года

Алена Карась

Театр. Фонарь. Вышка

В МХТ сыграли "Трамвай "Желание"

Пьеса Теннесси Уильямса "Трамвай "Желание" писалась в конце войны и увидела свет в 1947 году. Казалось, мир должен ликовать - ведь окончилась страшная война. Напротив, искусство послевоенного времени, кажется, сделало его еще мрачней. Везде в Европе, прежде всего в самой Германии, шел мощный процесс осмысления случившегося. Вскоре Теодор Адорно скажет свое знаменитое: "Поэзия невозможна после Аушвица".

Теннесси Уильямс всегда казался мне самым аполитичным автором, уж точно не писавшим о таких глобальных вещах, как Вторая мировая война. Просто она жила в нем как часть цивилизационной катастрофы. В чем-то очень чеховский мотив утраты дома, разобщенности и непонимания близких, даже родных людей, запертых в "одиночные камеры" своих одиноких существований, приобрел у него такой экспрессионистский, надрывный характер, который Чехову с его стоицизмом был не близок. Скорей ему был ближе Стриндберг, в жилах которого текла кровь символизма. Трамвай по имени "Желание", упирающийся в никуда, в трагедию безнадежности, приобрел на сцене МХТ им. Чехова тоже немного символистский вид. Пространство, придуманное Николаем Симоновым, представляет собой огромный дом-локомотив, в финале нежданно обернувшийся лагерной зоной со смотровой вышкой.

Экспрессионистские тона пьесы прекрасно почувствовал молодой режиссер Роман Феодори, для которого "Трамвай" - дебют на мхатовской сцене, да и вообще второй спектакль в столице. Впрочем, его "Матушка Кураж" из Барнаула, показанная на той же сцене в рамках "Золотой маски", произвела хорошее впечатление. Возможно, тогда же Табаков "положил на него глаз". И вот уже Феодори исполняет виражи мастерского класса, увлекая за собой сложнейший ансамбль артистов - Марина Зудина в роли Бланш, Ирина Пегова - ее сестры Стеллы, и между ними - муж Стеллы, дикий поляк Стенли Ковальский в исполнении Михаила Пореченкова. Добавьте к этому Михаила Трухина в роли робкого закомплексованного Митча, и вы оцените вполне неробкую волю режиссера, поведшего этот трамвай.

Как свойственно почти всему его поколению, Феодори решительно отказался от опыта предшествующих воплощений гениальной пьесы, хотя и прошелся по ней с редкой бережностью. Если Бланш в исполнении Зудиной и напоминает кого-то, то прежде всего - образы Мэрилин Монро. Пикантная, кокетливая и изысканная блондинка с великолепной фигурой, она тащит за собой не столько массивный гардероб платьев, сколько багаж утрат, среди которых главная - ее мальчик, ее юный муж, застрелившийся на вечеринке после того, как она увидела его в объятиях другого. Этот "мальчик", элегантный юноша в смокинге, будет ходить за нею везде, подавая стакан виски или давая прикурить. То и дело он раздваивается в ее путающемся сознании, сливаясь с другими гостями-призраками на той так и не оставленной ею вечеринке, и, наконец, запечатлевает поцелуй на щеке другого - прямо перед ее глазами.

Несколько пар мужчин и женщин, то и дело танцующих за стеной дома, - часть того же багажа. Утрата дома, столь сближающая пьесу Уильямса с чеховским "Вишневым садом", здесь почти ни при чем. Зато смерти, идущие одна за другой - муж, мать, отец, - становятся главным обстоятельством ее сорвавшейся в бездну жизни.

Ее сестра Стелла - Ирина Пегова - обладательница недюжинного бюста и эмоционального здоровья на грани тупости, выбрала себе такого же туповатого супруга Стенли - гаранта невозврата в ту точку бытия, где царствуют лишь утрата и смерть. Ее сердечной щедрости хватает ровно на то, чтобы принять на какое-то время сестру с ее ситуацией, а затем сдать ее на волю своего страшноватого мужа.

Стенли Ковальский, каким он появляется в обличье Михаила Пореченкова, - огромный верзила, с трудом выстроивший свой мирок и точно знающий его границы. Все, что выходит за них, что не вписывается в его представление о человеке и человечности, требует немедленного отторжения. Бессознательную страсть к Бланш, которую порой играют в этой пьесе, он не испытывает вовсе, и даже когда его ладонь касается ее обнаженного плеча, это только проба зверя, охотящегося за своей жертвой.

Вместе с Пореченковым входит в спектакль мотив простоты, что хуже воровства, - той простоты, для которой всякая сложность - повод для войны и агрессии. Собственно, благодаря ему в этом спектакле становится ясно, почему пьеса Уильямса имеет непрямые, но прочные связи со смятением военного поколения, попытавшегося осознать, как стало возможно столь безжалостное истребление людей и целых народов. Исток трагедии - в психологической, социальной и душевной грубости, нетерпимой к иным жизненным устройствам. Собственно, так Бланш и уничтожают. Под звериный вой сестры, под пьяные слезы Митча-Трухина ее уводят по другую сторону стены, в сумасшедший дом.

Ее последнее явление - крестом перечеркнутая фигура на сторожевой "вышке", в свете "лагерных" фонарей.

Театрал , 8 сентября 2014 года

Ирина Алпатова

Все – в душ!

«Трамвай «Желание». МХТ имени Чехова

Новый московский сезон стремительно стартовал со спектаклей молодых режиссеров. Это радует, конечно, как количеством, так и качеством площадок, куда они сегодня попадают достаточно легко. На престижную основную сцену МХТ имени Чехова, например. Правда, в такой ситуации открытых возможностей для молодых постановщиков, о плодах их трудов хочется говорить по гамбургскому счету. А он пока не всегда получается высоким, к сожалению.

Премьерный спектакль Романа Феодори «Трамвай «Желание» по знаменитой пьесе Теннесси Уильямса интересен как новый режиссерский опыт постановщика, но в копилку его лучших достижений (таких, например, как «Снежная королева» в красноярском ТЮЗе) пока войти не готов.

Быть может, дело в том, что обращение к достаточно сложной драме Уильямса не было личным желанием режиссера. Материал предложил театр, а кто же откажется попробовать свои силы на одной из лучших сцен страны? Пришлось погружаться в эту, вероятно, не совсем близкую историю и пытаться соотнести ее со своим миропониманием и театральными принципами. Феодори в одном из интервью говорил, что ему хотелось бы вместе с актерами погрузиться в психологические глубины самой пьесы и не навязывать автору никаких концепций. В результате получилось не совсем так. Вероятно, режиссеру все же ближе зрелищно-игровая стихия, в приемах которой у него не раз появлялись весьма удачные спектакли. И несмотря на то, что пьеса Уильямса с ее темными, физиологическими и психологическими нюансами, зрелищности во многом сопротивлялась, Феодори попытался открыть ее именно этим ключом.

Быть может, надеясь на то, что бесконечные пластические экзерсисы массовки и символические «красные фонари» помогут не знакомой с сюжетом публике быстрее, чем даже сами персонажи, разобраться в ситуации. На деле же все это уводило куда-то очень далеко и, кажется, не в том направлении. Уж слишком манерно и нарочито все это смотрелось на фоне куда более грубой и определенной жизни героев пьесы Уильямса.

Тема подступающего безумия одной из героинь сценического квартета, Бланш Дюбуа, роль которой досталась Марине Зудиной, здесь заявлена уже с самого начала спектакля. Потерявшую все и всех и отправившуюся искать приюта у сестры Стеллы – Ирины Пеговой, героиню Зудиной повсюду сопровождает странный юноша, для всех прочих персонажей невидимый. Указывает путь, подает предметы, зовет за собой и так далее. А ближе к финалу, когда стоит подчеркнуть близкую катастрофу сознания Бланш, он еще и раздваивается (благо в МХТ нашлись актеры-близнецы Владимир и Артем Панчики). Оказывается, это ожившее воспоминание Бланш о муже – «мальчике» с нетрадиционными наклонностями, много лет назад застрелившегося, а звук этого выстрела сопровождает героиню и публику на протяжении всего спектакля. Ну а упомянутая эротическая массовка, выполненная в стиле «это что-то декадентское», вероятно, иллюстрирует те оргии, в которых принимала участие несчастная Бланш, дабы спастись от одиночества.

Марина Зудина, впрочем, вынуждена играть в этом спектакле лишь один, внешний пласт – утонченную, немного усталую женщину, сохранившую свой шарм и элегантность, что еще больше бросается в глаза на фоне земной грубоватости окружающего. Но вот тот «бэкграунд», с пережитыми болезнями и смертями близких, бесконечными похоронами и утратами, спрятан так глубоко, что его и не разглядеть, не почувствовать. Разве что вечное стремление скрыться в душе и смыть с себя нечто «грязное», сопровождает ее в течение всего спектакля. Бланш с ее роскошными нарядами (костюмы Даниила Ахмедова), которым нет числа, безусловно, похожа на весьма узнаваемый образ «райской птицы», неизвестно как оказавшейся на грешной земле, частью которой она вроде как и сама является. Но не здесь.

Пространство, придуманное художником Николаем Симоновым, своим центром делает вращающуюся конструкцию, оборачивающуюся то «домашней», то уличной стороной с красными фонарями, которые постепенно «зажигаются» везде. И в качестве абажура для лампы Бланш – Зудина покупает себе такой же. Поворотный круг вращается вместе с тремя пианистами (Ольга Шайдуллина, Руслан Агишев и Антон Савчук, создающими музыкальную атмосферу – меланхолически-тягучую, подчас медитативную. Сценическая же жизнь меж тем идет своим чередом, не слишком порой вписываясь во все придуманные режиссером символические знаки.

Но к чести режиссера, он все же постарался вычленить из всего многообразия тем и мотивов драмы Уильямса нечто для себя важное, ставшее определенным лейтмотивом этого спектакля. Непримиримое противоречие «нормы» –житейской, человеческой, половой, в конце концов – и того, что бросает ей вызов. Нормы, естественно, в понимании Стэнли Ковальского, которого играет Михаил Пореченков. Режиссер и артист не настаивают ни на брутальной сексуальности Стэнли (как бывало в некоторых версиях), ни на его быдловатом хамстве. Стэнли у Пореченкова – нормальный мужик, привыкший жить по простым и обыденным «понятиям», любитель пропустить стаканчик и перекинуться в картишки, прижимистый опять же в силу своей приверженности устоям. А нечего разбазаривать общее имущество, как сделала это «вся такая внезапная» Бланш. Он здесь временами даже вызывает симпатию, а приступы буйства, когда он крушит стол или замахивается на Стеллу – Ирину Пегову, сыграны весьма аккуратно и даже, кажется, иронично. Понятное дело, что не вписывающаяся ни в какие привычные рамки Бланш вызывает у него только раздражение. Никакого сексуального притяжения здесь обнаружить не удастся, и даже насилует он сестру жены, кажется, всего лишь в качестве мести за неправедный образ жизни.

Их пара со Стеллой – Пеговой настолько же гармонична, насколько дисгармоничен дуэт двух сестер. Не с актерской точки зрения, но с позиций и внешнего вида, и поведения героинь. Хотя режиссер и заставляет Пегову в финале завыть по-собачьи. Что, вероятно, означает, прозреть. В тот момент, когда спектакль заканчивается чрезмерно «изысканным» финалом – Бланш под другим уже, вечным для нее душем в доме скорби, и Стелла, ползующая по мокрому полу между расставленными там и сям спинками от кроватей, похожими на могильные памятники. Что же до Митча, сыгранного Михаилом Трухиным, то он здесь оказался, говоря словами Чехова «эпизодическим лицом». Нелепый заморыш и типичный «маменькин сынок», может и хотел бы помочь бедной Бланш своей любовью, да вряд знает, что это такое, воспитанный все в той же «норме».

В результате вся история, рассказанная со сцены Художественного театра, кажется, уходит не столько вглубь, как обещал режиссер, сколько вширь, в придуманные декоративные красоты, пластический антураж и музыкальный фон. Актерский же потенциал для этих ролей меж тем явно угадывается. Остается надеяться, что количество сыгранных спектаклей плавно перейдет в качество и глубину общего тона, который пока только намечен.

Новая газета, 8 сентября2014 года

Марина Токарева

Куропатки и рогатые олени…

МХТ открыл сезон премьерой спектакля - и памятника

Московский Художественный театр открыл сезон премьерой - пьесой Теннесси Уильямса «Трамвай «Желание».

ПЬЕСА - из самых знаменитых в ХХ веке, классика американской драматургии. Сюжет: старшая сестра, Бланш, аристократка с Юга, приезжает в Нью-Йорк, к младшей, замужней, Стелле, в ее скромный, если не сказать убогий, дом. Между Бланш и мужем сестры Стенли возникает сильнейший антагонизм: два сословия, две реальности, две культуры. Бланш пытается (безуспешно) открыть Стелле глаза; Стенли, поняв, что происходит, вникает в детали биографии новой родственницы. Отчий дом «Мечта» пошел с молотка, муж застрелился, Бланш стала зависеть от «доброты первого встречного»… Во втором акте Стеллу увозят в роддом, а Стенли насилует Бланш. Финал: сумасшедший дом, куда ее сдают муж и жена. Вот на таком жестком каркасе висит в воздухе разных эпох марево текста, бьющего микротоками сложных состояний. «Трамвай...» экранизирован с участием Вивьен Ли и Марлона Брандо. Он же, Брандо, играл и в самом первом, вошедшем в историю, спектакле Элиа Казана 47-го года.

С тех пор конфликт человека штучного и человека нормального, хрупкой души и жизненной силы, изысканности и ординарности, заложенный в пьесе, обошел сцены мира. Пьеса о том, какой трагичной может быть чувственность, как болезненно столкновение уходящей, аристократической натуры и наступающей животной силы, о том, какой бывает женщина в полном тупике, о человеческой уязвимости - и еще о тысяче вещей, зависящих от решения, то есть - режиссера.

РЕЖИССЕР - Роман Феодори. Интересно, откуда стало известно, что он умеет ставить? Казалось бы, недавний его опыт на столичной сцене - «Укрощение строптивой» в Театре Наций, который не смогло спасти даже участие Чулпан Хаматовой, мог бы вдохновить руководство МХТ на отказ от замысла, объявленного в начале прошлого сезона. Но… Как сказано в детских стихах Маршака «…А то, чего требует дочка, должно быть исполнено, точка!» - только дочку в этом случае следует заменить на жену…. Быть женой художественного руководителя во все времена значило одно: право на первые роли. И Марина Зудина решила, что уже достигла класса мастерства, который позволит ей сыграть одну из самых манких драматических ролей мирового репертуара.

ГЛАВНАЯ РОЛЬ - опасная вещь. Ведь ничто так крупно не обнаруживает способности актрисы, как беззащитность первой партии. Бланш Дюбуа, если играть ее без второго и третьего плана, - ломкая, зацикленная на себе истеричка, манерная и лживая кривляка. Чтобы эти свойства сложили характер, который подтверждает сложность жизни и вызывает сострадание, на сцене должно быть существо другой породы и природы. Такой, скажем, была Альма Ольги Яковлевой в спектакле Эфроса по пьесе Уильямса «Лето и дым». Марина Зудина, очевидно, актриса сильной воли и готовности к тратам себя, но этого недостаточно. В ее устах нервный, повторяющийся вопрос Бланш: «Как я выгляжу?» - означает лишь то, что означает. Одна из странностей героини - многочасовое сидение в душе, но если в иных постановках это читалось как попытка смыть с себя прошлую жизнь, стереть следы с тела, как леди Макбет хочет стереть кровь со своих рук, - здесь это просто «пробка» в коммунальной жизни обитателей дома при неумеренном расходовании воды. Финал Зудина играет так, что зал считает: ее увозят в сумасшедший дом за якобы ложь об изнасиловании - не потому, что она сломана, раздавлена, с ума сведена происшедшим. Ни утонченности, ни внутренней свободы, ни ранимости. Без сильного режиссера актрисе в этой роли не обойтись.

ПАРТНЕРЫ. Кроме Зудиной в спектакле заняты Ирина Пегова (Стелла), Михаил Пореченков (Стенли), Михаил Трухин (Митч). Пегова в первом действии перетягивает «одеяло» на себя: она точнее, естественнее, обаятельнее. Во втором акте одной естественности уже не хватает, а иных красок режиссер не дает, и актриса, к сожалению, не находит. Пореченков, казалось бы, чем не Стенли: брутальный мужлан, с грубоватым обаянием? Но ничего нет в этом Стенли - ни мощи, ни боли, ни даже чувственности. Когда-то американский критик Г. Клермен писал, что такие, как Стенли, создают почву для фашизма, «если рассматривать последний не как политическое движение, а как состояние бытия». Что ж, актуально до чрезвычайности. Как и связь жестокости, заложенной в характере персонажа и его сознании поляка-маргинала, с законами сегодняшнего общества.

Но треугольник Бланш-Стенли-Стелла выглядит таким до уныния бытовым, что кажется: дело происходит в глубокой провинции, вовсе не духа, а ремесла. И Митч, поначалу как будто являвший некоторые человеческие черты, к финалу спектакля делается беспомощным и картонным.

А главное тут - актеры миманса. Большая группа молодых артистов, извивающихся, пластающихся по сцене, изображающих тени былого, - то ли южного, тронутого распадом счастья Бланш, то ли ее распутного прошлого, - короче, некий пластический декаданс, наивно-иллюстративный до комизма.

Один из эффектов деятельности Феодори - тотальное дежавю: все это уже было у кого-то, когда-то (китайские фонарики, дощатые стены, пластические иллюстрации, «невидимые» персонажи, похожие, как близнецы) и, когда режиссер собирает из чужих приемов свой «Лего», все оказывается сплошь банально, ни черты единственности. Спектакль Феодори не ставит, а строит из готовых элементов. Потому и одна из лучших мировых пьес ХХ века в его руках становится подобием историй, которые происходят в «Доме-2». Отметим еще тот очевидный факт, что играть старую пьесу, уже идущую в двух театрах Москвы, не внося в нее нового смысла, в дни, когда страна живет, спорит и льет слезы в тысячах километров от того, что происходит на сцене, - значит добровольно ложиться в тину дней.

Ни один сезон не похож на другой, их несходство зависит от того, какие у театра отношения со временем и, пардон, искусством. В МХТ главные премьеры намечены на вторую половину сезона, ближе к 80-летию Олега Табакова. Среди них «Мефисто» Клауса Манна, над которым будет работать Адольф Шапиро. К тому же в МХТ возвращается Константин Богомолов, ему все простили и дали ставить два спектакля: «Гамлет» (там есть роль Гертруды, если помните) и бенефис к юбилею худрука - «Юбилей ювелира» по пьесе Николы МакОлифф.

В первый день сезона в Камергерском открыли памятник Станиславскому и Немировичу-Данченко. «Бронзовая статуарная группа» являет собой двух гламурных, несколько траченных годами господ в богемно накрученных шарфах, с сильно фиксированными усами, лицом к Тверской, спиной к театру и Чехову. Они опираются на некую стелу или урну (возможно, с прахом легенды?), на которой с тылу памятника начертано латынью: «Homines, leones, aquilae et perdices, cervi cornigeri…», то есть знаменитое «Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени…» Отлито в Италии. Скульптор и архитектор Алексей Морозов.

Ну почему, почему рогатые олени?! - возопил, огорчившись не на шутку, один из театральных историков. - У них были прекрасные, верные жены!

Далекое внешнее сходство, может быть, и угадывается, при глубоком отсутствии сходства внутреннего. Оказывается, внутри у памятников не одна только бронза. Ну и куда же в итоге привез нынешний МХТ его собственный трамвай «Желание»? К исполнению. Все - слава, деньги, власть - случилось. И - памятник...

НГ , 8 сентября 2014 года

Ольга Галахова

Трамвай без желаний

Марина Зудина и Михаил Пореченков в премьерном спектакле МХТ им. А.П. Чехова

Этот спектакль был бы значительно короче, что, прямо скажем, его украсило бы, если бы актеры так ненужно, бессмысленно, так долго и неуместно не бегали по двухэтажной декорации. Квартирное неудобство семейства Ковальских, действительно, заключено в том, что душ, в котором столько времени будет проводить приехавшая сестра Стеллы Бланш Дюбуа, на втором этаже, хотя семья живет на первом. Возможно, кому-то и покажется, что эта утомительная беготня, навязчивый топот – прием, но когда прием в отрыве от действия, содержания диалогов настойчиво повторяется, то становится скучно наблюдать за этой зарядкой мхатовских артистов в премьерном спектакле «Трамвай «Желание».

Внушительная декорация постановочных мастерских – и дом Нью-Орлеана, и в то же время образ трамвайного гипервагона. Когда этот сценографический массив развернется в финале на 180 градусов, то мы увидим душевую с обратной стороны. Только теперь душ этот в психушке: там струится настоящая вода и омывает тело Бланш. Ее силуэт освещен неоновым светом. На авансцене больничные койки (сценография Николая Симонова).

Спектакль МХТ ставился на Марину Зудину – Бланш, но роль эта так и не оказалась схваченной актрисой, скорее приходилось догадываться, чего собственно добивался от актрисы режиссер Роман Феодори. Если по замыслу порочность Бланш разрушает жизнь мирных обывателей южного провинциального города, то для достижения этой сомнительной задачи, весьма и весьма сопротивляющейся автору, мало хлестать виски из литровой бутылки. Притом не только крепко стоять на ногах весь спектакль, но и весьма ловко носиться по лестницам двух этажей, ни разу не споткнувшись от такого количества крепкого спиртного.

Глядя на такую Бланш, веришь, что она была учительницей, но трудно представить, что, заглушив в себе мораль, она вызывающе пустилась во все тяжкие, да так, что ее за аморальное поведение изгнали из родного города. У Теннеси Уильямса есть объяснение этому: она отринула мораль, потому что сломалась из-за несчастной любви, правда, драматург избегает прямого и внятного ответа на то, что же все-таки случилось в жизни Бланш, которая сделала многим доступным свое тело. Стала ли она свидетелем самоубийства своего возлюбленного в юности, как говорит сама Бланш, склонная к сочинению своей собственной жизни, или муж оказался подонком, как говорит ее сестра Стелла? А может быть, дурная слава родного города, дошедшая до Нью-Орлеана, – клевета? Или все-таки она становилась партнершей мужчин в отеле «Фламинго», известным свободой нравов, на сутки-двое, и ее дальше передавали по рукам? Все это – вопросы трактовки режиссера, на которые в спектакле нет ответа, потому что нет процесса, а есть оценки, поэтому ни сочувствия, как у Уильямса, ни решительного отрицания, как в замысле у режиссера, порочной американской учительницы, почитающей Готорна, Уитмена и Эдгара По, на деле нет. Прошлое Бланш надо ведь тоже сыграть.

Она впервые появляется в дорогом белом костюме у дома сестры, как будто прибыла с приема губернатора. Однако Бланш приезжает со всеми вещами – ей ехать больше некуда. Она пересаживается с одного трамвая на другой, чтобы добраться до квартала Нью-Орлеана, и столь гламурный ее вид хорош для модного журнала, но не для разоренной экс-владелицы имения в спектакле.

Если режиссера увлекла мысль о ее порочности как силе, разрушающей и жизнь сестры Стеллы (Ирина Пегова), и прежде всего Митча, провинциального малого, сколь наивного, столь и недалекого, то порок тоже надо сыграть. Мало обозначить пластическую группу завсегдатаев «Фламинго», изображающих в прологе свальный грех. Сама актриса, коли на нее ставится спектакль, могла бы впустить в себя эту опасную сексуальную манкость, обаяние соблазна, и тогда из душа бы выходила не обеспеченная леди в шелковом дорогом халате, а женщина, которая не способна остановить свои инстинкты. Тогда в поле своего искушения она попыталась бы затянуть по привычке и мужа сестры, это животное, этого хама Стенли Ковальского.

В спектакле же отношений между ними нет. Просто приехала сестра с сомнительной репутацией, которая слишком часто моется и долго занимает ванную комнату, чем нарушает нехитрый уклад семьи. Понаехали тут!

Стенли воевал, все-таки он сержант, этот момент подчеркивается в его биографии. Ему не просто так давали ордена. Он умеет не только бить жену, его научили убивать, поэтому он не просто в семейной ссоре колотит посуду. Он своими ручищами разрубает обеденный стол пополам. В этот момент кажется, что Стенли забьет до смерти любого. Однако впечатляющая игра Михаила Пореченкова – роль сама по себе. Что происходит между ним и Бланш? И если уж устраивается дефиле порочных мужчин и женщин, в котором непременно должен быть голый мужчина как знак качества современного театра, то почему же так стыдливо решена сцена изнасилования Бланш Ковальским? И ее сближение с Митчем необходимо лишь для того, чтобы показать, как Бланш разрушает его жизнь, но опять нет ни одного намека на то, как она обволакивает его, плетет паутину соблазна, хотя Михаил Трухин предельно достоверен, играя местного обывателя с претензией на неуклюжую галантность, сколь доверчивого, столь и заурядного.

Когда за Бланш Дюбуа приедут врачи, чтобы отправить ее в психиатрическую лечебницу, то не случится ни жалости, ни негодования.

Бланш Дюбуа .

Стелла – ее сестра.

Стэнли Ковальский – муж Стеллы.

Митч .

Юнис .

Стив .

Пабло .

Негритянка .

Врач .

Надзирательница .

Молодой человек – агент по подписке.

Мексиканка .

Разносчик .

Прохожий .

Матрос .

Двухэтажный угловой домик на Елисейских Полях в Нью-Орлеане – улице между рекой и железнодорожными путями. Убогая окраина, и есть в ней, однако, в ее захудалости – не в пример таким же задворкам других великих американских городов – какая-то совершенно особая, забористая краса. Дома здесь все больше белые, пооблинявшие от непогоды, с вычурными фронтонами, обстроены шаткими лесенками и галерейками. В домике две квартиры – вверху и внизу, к дверям обеих ведут обшарпанные белые лесенки. Вечер в начале мая, только-только еще начинают собираться первые сумерки. Из-за белого, уже набухающего мглой дома небо проглядывает такой несказанной, почти бирюзовой голубизной, от которой на сцену словно входит поэзия, кротко унимающая все то пропащее, порченое, что чувствуется во всей атмосфере здешнего житья. Кажется, так и слышишь, как тепло дышит бурая река за береговыми пакгаузами, приторно благоухающими кофе и бананами. И всему здесь под настроение игра черных музыкантов в баре за углом. Да и куда ни кинь, в этой части Нью-Орлеана вечно где-то рядом, рукой подать, – за первым же поворотом, в соседнем ли доме – какое-нибудь разбитое пианино отчаянно заходится от головокружительных пассажей беглых коричневых пальцев. В отчаянности этой игры – этого «синего пианино» – бродит самый хмель здешней жизни. На крыльце две женщины, белая и цветная, прохлаждаются на свежем воздухе. Первая, Юнис, снимает квартиру на втором этаже; Негритянка – откуда-то по соседству: Нью-Орлеан – город-космополит, в старых кварталах люди разных рас живут вперемешку и, в общем, довольно дружно. Ритмы «синего пианино» переплетаются с уличной разноголосицей.

Негритянка (к Юнис). …и вот, говорит, святой Варнава повелел псу лизнуть ее, а ее-то всю, с головы до ног, так холодом и обдало. Ну, и в ту же ночь…

Прохожий (матросу). Держитесь все правой стороны и дойдете. Услышите – барабанят в ставни.

Матрос (негритянке и Юнис). Где здесь бар «Четыре двойки»?

Разносчик . А вот с пылу, с жару…

Негритянка . Что зря деньги переводить в этой обдираловке!

Матрос . У меня там свидание.

Разносчик . …с жару!

Негритянка . Да не польститесь у них на коктейль «Синяя луна» – ног не потянете.

Из-за угла появились двое – Стэнли Ковальский и Митч. Им лет по двадцать восемь – тридцать, оба в синих спецовках из грубой бумажной ткани. В руках у Стэнли спортивная куртка и пропитанный кровью пакет из мясной лавки.

Стэнли (Митчу). Ну, а он?

Митч . Говорит, заплатит всем поровну.

Стэнли . Нет. Нам с тобой причитается особо.

Останавливаются перед лестницей.

(Во всю глотку.) Э-гей! Стелла! Малышка!!

На лестничную площадку первого этажа выходит Стелла, изящная молодая женщина лет двадцати пяти; ни по происхождению, ни по воспитанию явно не пара мужу.

Стелла (мягко). Не надо так кричать. Привет, Митч.

Стэнли . На, держи!

Стелла . Что это?

Стэнли . Мясо. (Бросает ей пакет.)

Стелла испуганно вскрикивает, но ухитрилась подхватить пакет и тихонько смеется. Муж с товарищем уже снова заворачивает за угол.

Стелла . Стэнли! Куда ты?

Стэнли . Погоняем шары.

Стелла . Можно прийти посмотреть?

Стэнли . Приходи. (Уходит.)

Стелла . Сейчас догоню. (К Юни с.) Здравствуйте, Юнис! Как дела?

Юнис . Все в порядке. Да скажите Стиву, пусть уж там кормится, как сам сумеет, а дома ничего ему не будет.

Все трое смеются, негритянка еще долго не может уняться.

Стелла уходит.

Негритянка . Что за пакет он ей бросил? (Встает, хохочет во все горло.)

Юнис . Да тише!

Негритянка . Лови – а что? (Смех так и разбирает ее.)

Из-за угла с чемоданом в руке подходит Бланш. Смотрит на клочок бумаги, на дом, снова на записку и снова на дом. Непонятно поражена и словно не верит глазам своим. Само ее появление в здешних палестинах кажется сплошным недоразумением. Элегантный белый костюм с пушистым, в талию, жакетом, белые же шляпа и перчатки, жемчужные серьги и ожерелье – словно прибыла на коктейль или на чашку чая к светским знакомым, живущим в аристократическом районе. Она лет на пять старше Стеллы. Блекнущая красота ее не терпит яркого света. В робости Бланш и в белом ее наряде есть что-то, напрашивающееся на сравнение с мотыльком.

Юнис (не сразу ). Что вам, милочка? Заблудились?

Бланш (в шутливом ее тоне проскальзывает заметная нервозность). Сказали, садитесь сперва в один трамвай – по-здешнему «Желание», потом в другой – «Кладбище», проедете шесть кварталов – сойдете на Елисейских Полях!

Юнис . Ну вот и приехали.

Бланш . На Елисейские Поля?

Юнис . Они самые.

Бланш . Значит… вышло недоразумение с номером дома…

Юнис . А какой вы ищете?

Бланш (нехотя справляется все по той же записке). Шестьсот тридцать второй.

Юнис . Тогда вы у цели.

Бланш (совершенно обескураженная). Я ищу сестру, Стеллу Дюбуа. То есть… жену мистера Стэнли Ковальского.

Юнис . Здесь, здесь. Вы чуть-чуть разминулись с ней.

Бланш . Так это… – да нет, что вы! – …ее дом?

Юнис . Она на нижнем этаже, я – на верхнем.

Бланш . О! И ее… нет дома?

Юнис . Заметили кегельбан за углом?

Бланш . Как будто нет.

Юнис . Ну, а она как раз там, смотрит, как муж сшибает кегли. (Помолчав.) Хотите, оставьте чемодан, сходите.

Бланш . Нет.

Негритянка . Пойду скажу про вас.

Бланш . Благодарю.

Негритянка . Рада услужить. (Уходит.)

Юнис . Вас не ждали?

Бланш . Нет. Сегодня – нет.

Юнис . Ну что ж, заходите, располагайтесь, не дожидаясь хозяев.

Бланш . Как же?

Юнис . Да мы здесь свои люди – впущу. (Встает и открывает дверь.)

Загорается свет, засинела занавеска. Бланш медленно входит за Юнис. Сцена постепенно погружается в темноту, из которой выступает квартира Ковальских. Помещение, разделенное на две комнаты занавесом. Первая по основному своему назначению – кухня, но здесь же и раскладушка – на ней будет спать Бланш. Дальше – спальня. Из нее узкая дверь в ванную.

(Заметив, какое выражение у Бланш, готова постоять за своих.) Сейчас здесь не очень-то приглядно, а прибраться – квартира просто загляденье.

Бланш . Вот как.

Юнис . Да, вот так. Значит, вы – сестра Стеллы?

Бланш . Да. (Не зная, как от нее отделаться.) Спасибо, что впустили.

Юнис . Por nada , как говорят мексиканцы, por nada! Стелла рассказывала про вас.

Место действия пьесы - убогая окраина Нового Орлеана; в самой атмосфере этого места, по ремарке Уильямса, ощущается что-то «пропащее, порченое». Именно сюда трамвай с символическим названием «Желание» привозит Бланш Дюбуа, которая после длительной цепи неудач, невзгод, компромиссов и утраты родового гнезда надеется обрести покой или получить хотя бы временное убежище - устроить себе передышку у сестры Стеллы и её мужа Стэнли Ковальского.

Бланш прибывает к Ковальским в элегантном белом костюме, в белых перчатках и шляпе - словно её ждут на коктейль или на чашку чая светские знакомые из аристократического района. Она так потрясена убожеством жилья сестры, что не может скрыть разочарования. Нервы её давно уже на пределе - Бланш то и дело прикладывается к бутылке виски.

За те десять лет, что Стелла живёт отдельно, Бланш многое пережила: умерли родители, пришлось продать их большой, но заложенный-перезаложенный дом, его ещё называли «Мечтой». Стелла сочувствует сестре, а вот её муж Стэнли встречает новую родственницу в штыки. Стэнли - антипод Бланш: если та своим видом напоминает хрупкую бабочку-однодневку, то Стэнли Ковальский - человек-обезьяна, со спящей душой и примитивными запросами - он «ест, как животное, ходит, как животное, изъясняется, как животное... ему нечем козырнуть перед людьми, кроме грубой силы». Символично его первое появление на сцене с куском мяса в обёрточной бумаге, насквозь пропитанной кровью. Витальный, грубый, чувственный, привыкший во всем себя ублажать, Стэнли похож на пещерного человека, принёсшего подруге добычу.

Подозрительный ко всему чужеродному, Стэнли не верит рассказу Бланш о неотвратимости продажи «Мечты» за долги, считает, что та присвоила себе все деньги, накупив на них дорогих туалетов. Бланш остро ощущает в нем врага, но старается смириться, не подавать вида, что его раскусила, особенно узнав о беременности Стеллы.

В доме Ковальских Бланш знакомится с Митчем, слесарем-инструментальщиком, тихим, спокойным человеком, живущим вдвоём с больной матерью. Митч, чьё сердце не так огрубело, как у его друга Стэнли, очарован Бланш. Ему нравится её хрупкость, беззащитность, нравится, что она так непохожа на людей из его окружения, что преподаёт литературу, знает музыку, французский язык.

Тем временем Стэнли настороженно приглядывается к Бланш, напоминая зверя, готовящегося к прыжку. Подслушав однажды нелицеприятное мнение о себе, высказанное Бланш в разговоре с сестрой, узнав, что она считает его жалким неучем, почти животным и советует Стелле уйти от него, он затаивает зло. А таких, как Стэнли, лучше не задевать - они жалости не знают. Боясь влияния Бланш на жену, он начинает наводить справки о её прошлом, и оно оказывается далеко не безупречным. После смерти родителей и самоубийства любимого мужа, невольной виновницей которого она стала, Бланш искала утешения во многих постелях, о чем Стэнли и рассказал заезжий коммивояжёр, тоже какое-то время пользовавшийся ee милостями.

Наступает день рождения Бланш. Та пригласила к ужину Митча, который незадолго до этого практически сделал ей предложение. Бланш весело распевает, принимая ванну, а тем временем в комнате Стэнли не без ехидства объявляет жене, что Митч не придёт, - ему наконец открыли глаза на эту потаскуху. И сделал это он сам, Стэнли, рассказав, чем та занималась в родном городе - в каких постелях только не перебывала! Стелла потрясена жестокостью мужа: брак с Митчем был бы спасением для сестры. Выйдя из ванной и принарядившись, Бланш недоумевает: где же Митч? Пробует звонить ему домой, но тот не подходит к телефону. Не понимая, в чем дело, Бланш тем не менее готовится к худшему, а тут ещё Стэнли злорадно преподносит ей «подарок» ко дню рождения - обратный билет до Лорела, города, откуда она приехала. Видя смятение и ужас на лице сестры, Стелла горячо сопереживает ей; от всех этих потрясений у неё начинаются преждевременные роды...

У Митча и Бланш происходит последний разговор - рабочий приходит к женщине, когда та осталась в квартире одна: Ковальский повёз жену в больницу. Уязвлённый в лучших чувствах, Митч безжалостно говорит Бланш, что наконец раскусил ее: и возраст у неё не тот, что она называла, - недаром все норовила встречаться с ним вечером, где-нибудь в полутьме, - и не такая уж она недотрога, какую из себя строила, - он сам наводил справки, и все, что рассказал Стэнли, подтвердилось.

Бланш ничего не отрицает: да, она путалась с кем попало, и нет им числа. После гибели мужа ей казалось, что только ласки чужих людей могут как-то успокоить её опустошённую душу. В панике металась она от одного к другому - в поисках опоры. А встретив его, Митча, возблагодарила Бога, что ей послали наконец надёжное прибежище. «Клянусь, Митч, - говорит Бланш, - что в сердце своём я ни разу не солгала вам».

Но Митч не настолько духовно высок, чтобы понять и принять слова Бланш, Он начинает неуклюже приставать к ней, следуя извечной мужской логике: если можно с другими, то почему не со мной? Оскорблённая Бланш прогоняет его.

Когда Стэнли возвращается из больницы, Бланш уже успела основательно приложиться к бутылке. Мысли её рассеянны, она не вполне в себе - ей все кажется, что вот-вот должен появиться знакомый миллионер и увезти её на море. Стэнли поначалу добродушен - у Стеллы к утру должен родиться малыш, все идёт хорошо, но когда Бланш, мучительно пытающаяся сохранить остатки достоинства, сообщает, что Митч приходил к ней с корзиной роз просить прощения, он взрывается. Да кто она такая, чтобы дарить ей розы и приглашать в круизы? Врёт она все! Нет ни роз, ни миллионера. Единственное, на что она ещё годится, - это на то, чтобы разок переспать с ней. Понимая, что дело принимает опасный оборот, Бланш пытается бежать, но Стэнли перехватывает её у дверей и несёт в спальню.

После всего случившегося у Бланш помутился рассудок. Вернувшаяся из больницы Стелла под давлением мужа решает поместить сестру в лечебницу. Поверить кошмару о насилии она просто не может, - как же ей тогда жить со Стэнли? Бланш думает, что за ней приедет её друг и повезёт отдыхать, но, увидев врача и сестру, пугается. Мягкость врача - отношение, от которого она уже отвыкла, - все же успокаивает её, и она покорно идёт за ним со словами: «Не важно, кто вы такой... я всю жизнь зависела от доброты первого встречного».

В этом сезоне МХТ имени Чехова ставит бессмертную пьесу Теннесси Уильямса "Трамвай "Желание". Одноименный спектакль Романа Феодори стал главной московской премьерой сентября

Т рамвай "Желание". При этих словах наблюдается заметное оживление во взгляде поклонников Теннесси Уильямса, Вивьен Ли и, наконец, Педро Альмодовара (помните, какую роль эта пьеса сыграла в картине "Все о моей матери"?) Знаменитому произведению всякий раз сложно отделаться от черно-белой тени культовой экранизации 1951 года. В самом начале спектакль МХТ походит на кинофильм: Бланш, главная героиня, поднимается по лестнице, а хитрая декорация движется так, что кажется, будто сцену снимают на камеру.

С первых реплик Бланш Дюбуа кажется деланной, неестественной. Неужто Марина Зудина — народная, между прочим, артистка — еще не "обкатала" роль? Нет, актриса сыграла мастерски: героиня Теннесси Уильямса и должна быть такой — фальшивой нотой расстроенного рояля. Другое дело — Стелла (Ирина Пегова), младшая сестра, к которой приезжает Бланш. Живчик, попрыгунчик, скулящий, как маленький зверек. Жизнь Стеллы — некрасивая, грубая, бедная, в двух меблирашках в третьесортном районе Нового Орлеана. Ее муж Стэнли (Михаил Пореченков) и не нюхал светских салонов и белых лайковых перчаток — мира, откуда пожаловала Бланш. Он пьет, ругается, режется в карты допоздна, не прочь поднять руку на жену. Но жизнь эта настоящая, страсть героев — тоже. Стэнли — неотесанная реальность, твердо стоящая на ногах. Ухватившись за нее, Стелла выбрала подлинную жизнь со всеми ее достоинствами и недостатками, спаслась от печальной участи, уготованной старшей сестре.

Бланш же существует в мире иллюзий, пластиковых декораций и таких же чувств. Жизнь героини подобна ее украшениям — рейнским камешкам, которые только в полумраке можно принять за бриллианты от Tiffany. Даже гардероб ее выделяется — лишь наряды Бланш вполне соответствуют эпохе, о которой Теннесси Уильямс писал свою пьесу. Все остальные одеты в неказистые рубашки, футболки, джинсы — гардероб среднестатистического пользователя московского метрополитена.

Вся в белом, Бланш замирает в освещенном прямоугольнике: душевнобольная в окне психбольницы, манекен в витрине бутика
То и дело подле Бланш появляется юноша — долго неясно, кто это и зачем. Он машет Бланш — она отвечает. Другие же смотрят сквозь. Все встает на свои места, когда Бланш рассказывает историю первой любви. Совсем юной она вышла замуж за "печального мальчика", которого очень любила. Однажды Бланш застает его в спальне с другом — комментарии излишни. Сперва девушка не подает виду. Дальнейшее поэтически печально. Светский вечер. Играет полька. Струятся воды озера неподалеку. Оскорбление, брошенное Бланш сгоряча, нажимает курок нетвердой рукой "милого мальчика". Жизнь намекнула героине на счастье, скорчила злую гримасу и захлопнула перед ней двери. В поисках человеческого тепла и любви, нового "милого мальчика" Бланш свернула на путь дешевого кокетства, случайной ласки и спиртного. Но призраки прошлого — мелодия польки и пронзительный звук выстрела — никогда не покидали ее.

Последнее место, где Бланш надеется найти приют, — дом Стеллы. Последний рывок к достойной жизни — Митч (Михаил Трухин), напарник Стэнли по покеру. Неловкий, потеющий, бедный, мало образованный, он бесконечно далек от сиятельных кавалеров, которых рисует больное воображение Бланш. Однако она тянется к нему всеми силами еще живой души. Но запятнанная репутация — печальный итог уходящей молодости — встает между героиней и ее спасительной соломинкой из плоти и крови. Отверженная, Бланш "протягивает" изящную ручку некому Шепу Хантли, миллионеру из фантазийного мира. Однако привлекательный фантом оборачивается психиатром, а чертоги довольства и вечерних туалетов — психиатрической палатой. Пресловутая американская мечта дает сбой.

Когда драма близится к концу, готовишься к эффектным сценам с криками и надрывом. В МХТ обошлось без этого. Обычно так и бывает: на крутом повороте жизни ждешь от себя и окружающих приступов и припадков. Но все совершается как-то само, натурально... И тишина. Вся в белом, Бланш замирает в освещенном прямоугольнике: душевнобольная в окне психбольницы, манекен в витрине бутика. И только снаружи что-то воет, пронзительно и печально.

Перед антрактом драму прерывает своеобразная интерлюдия в духе фэшн-шоу: красивые девушки и юноши дефилируют в нарядах раз за разом все более откровенных. Наконец, последняя пара выходит, едва прикрывая наготу мягконабивной игрушкой и воздушным шариком. "Трамвай "Желание", на подножку которого так просто вскочить, набирает скорость.

Трамвай «Желание»

Спектакль «Трамвай Желание» в МХТ имени Чехова идет в интерпретации драматурга Романа Феодори по пьесе Теннеси Уильямса. Стоит отметить, что эта пьеса множество раз ставилась в театрах и экранизировалась кинорежиссерами. Представил свое видение произведения Уильямса и Феодоси. Он выявил в «Трамвае Желание» новые интригующие стороны и захотел показать их зрителю, что сделал весьма успешно.

В основе сюжетной линии, как смогут узнать все зрители, купившие билеты в МХТ имени Чехова на спектакль «Трамвай Желание», лежит история бывшей учительницы Бланш Дюбуа. Женщина приезжает к своей сестре Стелле в Новый Орлеан. В молодости Бланш жила в богатстве и перед ней был открыт буквально весь мир, а у сестры была совсем иная жизнь - тихая и бедная. Увидев, в каких условиях живет сестра, Бланш искренне удивляется, как люди могут так жить. Приезд сестры не проходит без скандалов, Стелла и ее муж начинают ссориться.

Сюжет спектакля открывает для зрителя массу тем для раздумий, показывая человеческое невосприятие реальности. Также спектакль акцентирует внимание на том, что идеализация окружающей среды может привести к печальным последствиям. Билеты на спектакль «Трамвай Желание» в МХТ имени Чехова станут отличным подарком для всех театралов, ведь просмотр постановки оставляет незабываемые впечатления.

Продолжительность спектакля: 3 часа с 1 антрактом.

Ориентировочная цена билетов: от 1500 до 7000 руб.

Действующие лица и исполнители:

Бланш Дюбуа - Марина Зудина
Стелла её сестра - Ирина Пегова
Стэнли Ковальский, муж Стеллы - Михаил Пореченков
Хэрольд Митчел (Митч) - Михаил Трухин

В спектакле заняты: Денис Бобышев, Артём Панчик, Владимир Панчик, Мария Сокова, Максим Стоянов, Мария Зорина