Хлопочет безымянная весна. День памяти анны ахматовой

Анна Андреевна Ахматова

И в День Победы, нежный и туманный,
Когда заря, как зарево, красна,
Вдовою у могилы безымянной
Хлопочет запоздалая весна.
Она с колен подняться не спешит,
Дохнет на почку, и траву погладит,
И бабочку с плеча на землю ссадит,
И первый одуванчик распушит.

Начало Великой Отечественной войны Ахматова встретила в Ленинграде. Через несколько месяцев врачи настояли на том, чтобы 52-летняя поэтесса отправилась в эвакуацию. Сама того не желая, Анна Андреевна покинула любимый город. За этим последовали ее скитания - из Москвы в Чистополь, затем в Казань. Конечным пунктом невеселого путешествия стал Ташкент.

Там Ахматова находилась практически на всем протяжении войны. В Ленинград она вернулась при первой же возможности - в мае 1944 года, спустя почти четыре месяца после снятия блокады. Страшной войне поэтесса посвятила немало стихотворений. В эвакуации даже вышел ее сборник. Среди произведений на военную тематику - «Памяти друга». Скорей всего, оно не адресовано какому-то конкретному человеку. Добрый друг для Ахматовой - любой, кто защищал родную страну от немецко-фашистских захватчиков.

При этом рассматриваемый текст явно перекликается со стихотворением «Заплаканная осень, как вдова…», написанном в 1921 году и посвященном расстрелянному Гумилеву - первому супругу Анны Андреевны. В нем вдовой названа осень. В «Памяти друга» вдовой становится уже весна. Она хлопочет над безымянной могилой. Здесь одновременно могут иметься в виду и неизвестные солдаты, и место захоронения Николая Степановича, которое не выяснено по сей день. Кроме того, не стоит забывать, что Гумилев был воином. После начала Первой мировой войны он добровольцем пошел в армию. Ему довелось повоевать в Польше, на Украине. Поэта удостоили нескольких наград, которыми Николай Степанович гордился.

Большое значение имеет дата написания «Памяти другу» - восьмое ноября - день великомученика Димитрия Солунского по православному календарю. В старинных русских стихах он предстает помощником в борьбе с Мамаем. Ахматова фактически проводит параллель, сравнивая монголо-татарские войска с армией Гитлера. Есть еще один важный момент - в субботу, предшествующую дню святого Димитрия, православные христиане на Руси совершали поминовение всех усопших. Естественно, Ахматова, как человек верующий, не могла об этом не знать. Ее стихотворение - плач по тем, кто погиб во время Великой Отечественной войны, защищая родину, отстаивая свободу свою личную и свободу своей страны. Запечатлеть их подвиг в лирике - долг Анны Андреевны как поэтессы и гражданина. Помянуть навсегда ушедших воинов - долг Ахматовой как матери, жены, христианки.

Стихи, посвященные Анне Ахматовой. великими ПОЭТАМИ!
На шее мелких четок ряд,
В широкой муфте руки прячу,
Глаза рассеянно глядят
И больше никогда не плачут.

И кажется лицо бледней
От лиловеющего шелка,
Почти доходит до бровей
Моя незавитая челка.

И не похожа на полет
Походка медленная эта,
Как будто под ногами плот,
А не квадратики паркета!

А бледный рот слегка разжат,
Неровно трудное дыханье,
И на груди моей дрожат
Цветы не бывшего свиданья.

А. Ахматова, 1913

Анне Ахматовой

«Красота страшна», Вам скажут –
Вы накинете лениво
Шаль испанскую на плечи,
Красный розан – в волосах.

«Красота проста», Вам скажут –
Пестрой шалью неумело
Вы укроете ребенка,
Красный розан – на полу.

Но, рассеянно внимая
Всем словам, кругом звучащим,
Вы задумаетесь грустно
И твердите про себя:

«Не страшна и не проста я;
Я не так страшна, чтоб просто
Убивать; не так проста я,
Чтоб не знать, как жизнь страшна».

А. Блок, 1913

Я знаю женщину: молчанье,
Усталость горькая от слов,
Живет в таинственном мерцанье
Ее расширенных зрачков.

Ее душа открыта жадно
Лишь мерной музыке стиха,
Пред жизнью дольней и отрадной
Высокомерна и глуха.

Неслышный и неторопливый,
Так странно плавен шаг ее,
Назвать нельзя ее красивой,
Но в ней все счастие мое.

Когда я жажду своеволий
И смел и горд – я к ней иду
Учиться мудрой сладкой боли
В ее истоме и бреду.

Она светла в часы томлений
И держит молнии в руке,
И четки сны ее, как тени
На райском огненном песке.

Н. Гумилев

А. Ахматовой

Залетною голубкой к нам слетела,
В кустах запела томно филомела,
Душа томилась вырваться из тела,
Как узник из темницы.

Ворожея, жестоко точишь жало
Отравленного, тонкого кинжала!
Ход солнца ты б охотно задержала
И блеск денницы.s

Такою беззащитною пришла ты,
Из хрупкого стекла хранила латы,
Но в них дрожат, тревожны и крылаты,
Зарницы.

М. Кузмин, 1912

Ахматова

В пол-оборота, о, печаль!
На равнодушных поглядела.
Спадая с плеч, окаменела
Ложно-классическая шаль.

О. Мандельштам, 1914

Как черный ангел на снегу,
Ты показалась мне сегодня,
И утаить я не могу,
Есть на тебе печать Господня.
Такая странная печать –
Как бы дарованная свыше –
Что, кажется, в церковной нише
Тебе назначено стоять.
Пускай нездешняя любовь
С любовью здешней будут слиты,
Пускай бушующая кровь
Не перейдет в твои ланиты
И пышный мрамор оттенит
Всю призрачность твоих лохмотий,
Всю наготу нежнейшей плоти,
Но не краснеющих ланит.

О. Мандельштам

Анне Ахматовой

В начале века профиль странный
(Истончен он и горделив)
Возник у лиры. Звук желанный
Раздался, остро воплотив

Обиды, горечь и смятенье
Сердец, видавших острие,
Где в неизбежном столкновеньи
Два века бились за свое.

С. Городецкий,

Анне Ахматовой

Ты – изначально - утомленная,
Всегда бестрепетно-грустящая,
В себя безрадостно-влюбленная
И людям беспорывно-мстящая.

Но мне при встречах наших чудится,
Что не всегда ты будешь пленною,
Что сердце спящее пробудится
И хлынет в мир волною пенною.

Что принесет оно: твое страдание?
Иль радость – страшную и небывалую?
Но я, - предчувствуя твое восстание,
Тебя приветствую еще – усталую!

А. Тиняков, 1913

Ахматова – жасминный куст,
Обожженный асфальтом серым,
Тропу утратила ль к пещерам,
Где Данте шел и воздух густ
И нимфа лен прядет хрустальный?
Средь русских женщин Анной дальней
Она, как облачко, сквозит
Вечерней проседью ракит!

…Здравствуй, желанная дочь
Славы, богини-властительницы!
В каждом кивке твоем – ночь
Жаждет луны победительницы, -
Славы любимая дочь!

Ночь. И сама ты – звезда,
Блеском луну затмевающая…
Вот ты зажглась навсегда!
Вот ты, на тверди мерцающая,
Огромная звезда!

Законодательным скучая взором,
Сквозь невниманье, ленью угнетен,
Как ровное жужжанье веретен,
Я слышал голоса за дряблым спором.

Но жар души не весь был заметен.
Три А я бережно чертил узором,
Пока трех черт удачным уговором
Вам в монограмму не был он сплетен.

Созвучье черт созвучьям музыкальным
Раскрыло дверь – и внешних звуков нет.
Ваш голос слышен в музыке планет…
И здесь при всех, назло глазам нахальным,
Что Леонардо, я письмом зеркальным
Записываю спевшийся сонет.

Н. Недоброво

Прощание

За верстами версты, где лес и луг,
Мечтам и песням завершенный круг,
Где ласковой руки прикосновенье
Дает прощальное благословенье.
Исходный день, конечная верста,
Прими мой дар священного креста.
Постой, продлись, верста! От устья рек
По морю уплывает человек.
Он слышит зов вдали: «Постой, постой!»
Но та мечта останется пустой,
Но не верста, что мерит вдохновенье
И слов мучительных чудотворенье.
Ты создаешь свои стихи со стоном,
Они наполнят мир небесным звоном.

Б. Анреп, 1916

Живу мучительно и трудно,
И устаю, и пью вино;
Но, посещен судьбиной чудной,
Люблю, - сурово и давно.

И мнится мне – что, однодумный,
В подстерегающую тень
Я унесу июльский день
И память женщины безумной.

В. Шилейко

Анне Ахматовой

По утрам свободный и верный,
Колдовства ненавижу твои,
Голубую от дыма таверну
И томительные стихи.
Вот пришла, вошла на эстраду,
Незнакомые пела слова,
И у всех от мутного яда
Отуманилась голова.
Будто мы, изнуренные скукой,
Задохнувшись в дымной пыли,
На тупую и стыдную муку
Богородицу привели.

Г. Адамович, 1914

Анне Ахматовой

Узкий, нерусский стан –
Над фолиантами.
Шаль из турецких стран
Пала, как мантия.

Вас передашь одной
Ломанной черной линией.
Холод – в веселье, зной –
В Вашем унынии.

Вся Ваша жизнь – озноб,
И завершится – чем она?
Облачный – темен – лоб
Юного демона.

Каждого из земных
Вам заиграть – безделица!
И безоружный стих
В сердце нам целится.

В утренний сонный час, -
Кажется, четверть пятого, -
Я полюбила Вас,
Анна Ахматова.

М. Цветаева

Как пустыня, ты мною печально любима,
Как пустыня, твоя беспощадна душа,
Ты стройна, словно струйка прозрачного дыма
Гашиша.

Твои губы душистей смолы эвкалипта,
А улыбка на них – ядовитей змеи,
Улыбалася так лишь царевна Египта
Ан-нэ-и.

Твои мысли нам, смертным, темны и неясны,
Их прочтут только в будущем – жрец или Бог.
Я хочу умереть под стопою прекрасной
Твоих ног.

Н. Грушко, 1917

Ахматова

Послушница обители Любви
Молитвенно перебирает четки.
Осенней ясностью в ней чувства четки.
Удел – до святости непоправим.

Он, найденный, как сердцем не зови,
Не будет с ней, в своей гордыне кроткий
И гордый в кротости, уплывший в лодке
Рекой из собственной ее крови…

Уж вечер. Белая взлетает стая.
У белых стен скорбит она, простая.
Кровь капает, как розы, изо рта.

Уже осталось крови в ней немного,
Но ей не жаль ее во имя Бога:
Ведь, розы крови – розы для креста…

И. Северянин

Перед войной

Я Гумилеву отдавал визит,
Когда он жил с Ахматовою в Царском,
В большом прохладном тихом доме барском,
Хранившем свой патриархальный быт.

Не знал поэт, что смерть уже грозит
Не где-нибудь в лесу Мадагаскарском,
Не в удушающем песке Сахарском,
А в Петербурге, где он был убит.
И долго он, душою конкистадор,
Мне говорил, о чем сказать отрада.
Ахматова стояла у стола,
Томима постоянною печалью,
Окутана невидимой вуалью
Ветшающего Царского Села…

И. Северянин, 1924

Не враг я тебе, не враг!
Мне даже подумать страх,
Что, к ветру речей строга,
Ты видишь во мне врага.
За этот высокий рост,
За этот суровый рот,
За то, что душа пряма
Твоя, как и ты сама,
За то, что верна рука,
Что речь глуха и легка,
Что там, где и надо б желчь, -
Стихов твоих сот тяжел.
За страшную жизнь твою,
За жизнь в ледяном краю,
Где смешаны блеск и мрак,
Не враг я тебе, не враг.

Н. Асеев, 1924

Анне Ахматовой

Мне кажется, я подберу слова,
Похожие на вашу первозданность.
А ошибусь, - мне это трын-трава,
Я все равно с ошибкой не расстанусь.

Я слышу мокрых кровель говорок,
Торцовых плит заглохшие эклоги.
Какой-то город, явный с первых строк,
Растет и отдается в каждом слоге.

Кругом весна, но за город нельзя.
Еще строга заказчица скупая.
Глаза шитьем за лампою слезя,
Горит заря, спины не разгибая.

Вдыхая дали ладожскую гладь,
Спешит к воде, смиряя сил упадок.
С таких гулянок ничего не взять.
Каналы пахнут затхлостью укладок.

По ним ныряет, как пустой орех,
Горячий ветер и колышет веки
Ветвей и звезд, и фонарей, и вех,
И с моста вдаль глядящей белошвейки.

Бывает глаз по-разному остер,
По-разному бывает образ точен.
Но самой страшной крепости раствор –
Ночная даль под взглядом белой ночи.

Таким я вижу облик ваш и взгляд.
Он мне внушен не тем столпом из соли,
Которым вы пять лет тому назад
Испуг оглядки к рифме прикололи.

Но, исходив из ваших первых книг,
Где крепли прозы пристальной крупицы,
Он и во всех, как искры проводник,
Событья былью заставляет биться.

Б. Пастернак, 1928

Синеглазая женщина входит походкой царицы.
Открываются окна. Горит на закате река.
По вечернему воздуху белая стая стремится,
А она неподвижна. И четки сжимает рука.

Это – Анна Ахматова. Старшая в хоре пророчиц.
Та, что в песенный мед претворила полынные дни.
Псалмопевицу Божью посмеет ли кто опорочить?
Ей певучие пчелы и плавные птицы сродни.

Пред очами ее – вереница волшебных видений.
Под бессонной луной Голубой распустился Цветок.
За плечами ее - величаво колеблются тени:
Отсверкал Гумилев и уходит в безмолвие Блок.

Золотые стихи! О, стихами повитое детство!
О, ритмический ветер, качавший мою колыбель!
Для кичливых льстецов – позолоты грошевое средство,
Для правдивых певцов – осиянная звездная цель.

Е. Тагер, 1948

Стелил я снежную постель,
Луга и рощи обезглавил,
К твоим ногам прильнуть заставил
Сладчайший лавр, горчайший хмель.

Но марта не сменил апрель
На страже росписей и правил.
Я памятник тебе поставил
На самой слезной из земель.

Под небом северным стою
Пред белой, бедной, непокорной
Твоею высотою горной

И сам себя не узнаю,
Один, один в рубахе черной
В твоем грядущем, как в раю.

А. Тарковский

День изо дня и год из года
Твоя жестокая судьба
Была судьбой всего народа.
Твой дивный дар, твоя волшба
Бессильны были бы иначе.
Но ты и слышащей и зрячей
Прошла сквозь чащу мертвых лир,
И Тютчев говорит впервые:
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые.

М. Петровых, 1962

Анне Ахматовой

Какая сила клокотала
В груди у Вас, когда рука
Вот эти строки начертала,
Как на скрижалях, на века!

Какая боль пером водила,
Удары сердца приглушив,
И как набатной медью била
В безмерный колокол души!

Как эта боль и гнев народный
Гудели, отзываясь в Вас,
И родились строкой, свободной
От страха в этот страшный час!

Н. Браун, 1966

На смерть Анны Ахматовой

И лесть и клевета – какие это крохи,
В сравненье с бременем святого ремесла,
Для той, что на ветру под грозами эпохи
Честь наших русских муз так высоко несла.

Н. Рыленков, 1966

Анне Андреевне Ахматовой

Ей страшно, и душно, и хочется лечь,
Ей с каждой секундой ясней,
Что это не совесть, а русская речь
Сегодня глумится над ней.

И все-таки надо писать эпилог,
Хоть ломит от боли висок,
Хоть каждая строчка, и слово, и слог
Скрипят на зубах, как песок.

Скрипели слова, как песок, на зубах,
И вдруг расплывались в пятно.
Белели слова, как предсмертных рубах
Белеет во мгле полотно.

По белому снегу вели на расстрел
Над берегом белой реки,
И сын ее вслед уходящим смотрел
И ждал этой самой строки…

Торчала строка, как сухое жнивье.
Шуршала опавшей листвой…
Но ангел стоял за плечом у нее
И скорбно кивал головой.

А. Галич, 1972

Ахматовой

О, живущая нестерпимо,
О, идущая неизгладимо,
Оставляющая светоносный след.
Что за благость ко мне явилась?
Божья ль это, людская милость?
Рядом быть с твоею судьбой,
Заслонять хоть на миг собой.
Что ж, что это было напрасно?
Часто робким, чаще безгласным,
По своим законам живем.
По кремнистым путям идем.

Я иду за тобою след в след.
Я целую его свет в свет.
Я бессонна, как ты, бред в бред,
Знаю так же, как ты, что смерти нет.

О. Берггольц, 1973-1975

Как живется, затворница,
На том берегу?
Хороша ль твоя горница
В последнем снегу?

Может, елки не ластятся,
Иль не желты пески?
Иль земное злосчастьице
Память рвет на куски?

Иль в небесной хоромине
Ты светла и легка?
И течет Anno Domini
Над тобой, как река…

Е. Благинина,

Друзья присылают стихи. Галина Ларская

А. А. Ахматовой

После вечера Ахматовой

Усопшим надо появляться на земле
И отклик находить среди живущих.
За книгою иль в доме, где собрались,
Чтобы отметить память об умершем

Или в молитве – происходит встреча:
Один – как дух, другой ещё во плоти
Потоки слёз их встречу согревают.
Так я сегодня встретилась с Ахматовой.

Москва, Россия, Гений Мандельштама,
Ахматовой, Цветаевой стихи.
Свершается обыденная драма,
Сюжет написан и поставлен фильм.
Хранители людей его берут
И до Суда в сосудах берегут.

Памяти Ахматовой

Теперь гордыня не нужна тебе.
Позволь тебя, родная, пожалеть.
От боли слеп, я нищим был, как ты,
Всё, чем владел, в пучину уронил.
Ты тайну личности с собою унесла.
Кто ты? Лишь Бог один тебя узнал.

Вереницей цитаты, прообразы здешнего слова,
Тень Шервинского, Анны Ахматовой голос,
Муза Данте... Поэзией лишь и дышу я.

Могила Ахматовой

Неспособность веления судеб исправить.
Одиночество вяжет тоску в феврале.
Низкий голос Ахматовой, слёзы Исайи,
Золотые лучи незнакомой звезды на заре.

Там, где бился огонь, только холм невысокий.
Муж и сын заключенными были: решетка стены.
Профиль юный и нежный, и голос глубокий.
Крест огромный. Судьбы предсказанья темны.

Через меня ты музыке внимай,
Моя блаженная, не забывай
Среди небесных звуков наши звуки.
Я по стопам твоим иду – в разлуке
С любимыми и по твоей тропе.
Хлебнув отчаяния, становлюсь светлей,
Склоняясь перед мукою твоей.

В ритме поэта

Душистый шиповник Ахматовой цвёл
И белый, и красный. Он душу увёл
Туда, где я боль о тебе берегу.
А ты на летейском своём берегу
На землю бросаешь сияющий взгляд,

Но ты не захочешь вернуться назад...
То птицей гортанной над морем паришь,
То в волны ныряешь, то лебедем спишь.
Тебя вспоминая, иду по земле.
Как горестно редко ты снишься мне.

Художник Наталия Третьякова Ахматова и Модильяни. У неоконченного портрета.

В 1965 году, незадолго до кончины, Ахматова в третий - и последний - раз попала в Париж. Встретилась там с соотечественником писателем Георгием Адамовичем, эмигрировавшим во Францию после революции. Позже Адамович описал эту «необыкновенную встречу» с Ахматовой.

«Она с радостью согласилась покататься по городу и сразу же заговорила о Модильяни. Прежде всего Анна Андреевна захотела побывать на рю Бонапарт, где когда-то жила. Стояли мы перед домом несколько минут. «Вот мое окно, во втором этаже. Сколько раз он тут у меня бывал», - тихо сказала Анна Андреевна, опять вспомнив о Модильяни и силясь скрыть свое волнение...

А. Ахматова
«Поэма без героя»

И тогда, из грядущего века
Незнакомого человека,
Пусть посмотрят дерзко глаза,
И он мне, отлетевшей тени,
Даст охапку мокрой сирени,
В час, когда эта минет гроза.

А. Ахматова
«Поэма без героя»

И кружево стихов, не потускневших,
В тех книгах, о которых я мечтала,
О женщине, так рано овдовевшей,
Изысканно- красивой, я читала.
Она тиха, горда,
Абрис змеиный.
Подчеркнутая строгость светлых глаз.
Набором редких слов,
Русалочьим изгибом,
Пред нами лёгкой тенью пронеслась.

А этот профиль, шея, волос черный,
И гибкость, доходящая до дрожи.
Рисунок Модильяни нам в подарок,





Учила наизусть, бумагу жгла.

И жизнь свою- одна прошла.


И мокрая сирень в конце…
Еще родишься ты,
Поэт и мальчик- гений!
В том Шереметевском дворце.
Египетских царевен смуглость кожи.

Ты бросила ему в окно букет багряный,
То было знаком, ты его ждала.
Ты- донна Анна, он- безвестный гений,
В Париже музою художнику была.

Промчались годы, ты стихи писала,
Учила наизусть, бумагу жгла.
И «Реквием», как Моцарт написала,
И жизнь свою- одна прошла.

Фонтанный дом,»Поэма без героя»,
И мокрая сирень в конце…
Еще родишься ты,
Поэт и мальчик- гений!
В том Шереметевском дворце.

Родителями великой русской поэтесссы Анной Ахматовой была семья инженер - капитана 2-го ранга Андрея Антоновича Горенко (1848-1915) и Инны Эразмовны (урожденной Стоговой),(1852-1930).

Дед, Антон Андреевич Горенко, женился на гречанке в Севастополе. В Крымскую кампанию был награжден несколькими орденами. Таким образом, отец Андрей Антонович был полурусский и полугрек. Профиль Анны Ахматовой, нос с горбинкой, унаследован от бабушки гречанки.

Когда Андрей Антонович женился на Инне Эразовне, он был лейтенантом флота и преподавателем Морского Корпуса.

Но еще до брака с Андреем Антоновичем, Инна Эразмовна была недолго замужем за Григорием Григорьевичем Змунчилла. Мы упоминаем об этом важном факте потому, что много лет спустя ее дочь Анна и сын Андрей будут связаны с дочерью брата Григория Григорьевича - Александра Змунчилла - Марией Александровной Змунчилла. Анна будет с ней связана нежной дружбой, а Андрей женится на ней.

Но вернемся к семье Горенко.

Глава семьи, Андрей Антонович Горенко, был родом из Севастополя, служил на Черноморском флоте инженер-механиком, некоторое время учился и работал в Николаеве. За время 23-летней службы на флоте А. А. Горенко находился в плаваниях без месяца 6 лет. В 1869-1870 гг. он находился в заграничном плавании. По возвращении получил первый офицерский чин.

В 1875 г. в чине мичмана назначен штатным преподавателем Морского училища в Петербурге. По службе он продвигался медленно. Лишь в 1879 г. в возрасте 31 года он произведен в лейтенанты и награжден орденом Св. Станислава 3-й степени.

Одновременно с преподаванием в Морском училище А.А.Горенко занимался общественной деятельностью. Широкий резонанс имело, в частности, его выступление 7 января 1881 г. на заседании IV отделения Императорского технического общества с резкой критикой деятельности Российского общества пароходства и торговли. В газете "Николаевский вестник" сообщалось, что А.А. Горенко "основываясь на точных сведениях и на данных, почерпнутых из отчетов самого же общества, доказал преступную небрежность, с какою ведет оно свои морские операции".

Вскоре после свадьбы его вызвали в жандармское управление и спросили: "Знаете ли Вы лейтенанта Никитенко?" Он ответил: "Знаю". - "Были ли Вы с ним в дружеских отношениях?" Он сказал: "Я был с ним в дружеских отношениях". По требованию командира отдельного корпуса жандармов Морской Министр уволил в отставку моего отца. Лейтенант Никитенко, минный офицер, был повешен во внутреннем дворе Петропавловской крепости после того, как сознался, что сделал динамитную бомбу для террористического акта.6

Это случилось в 1887 году, он был уволен в отставку «с мундиром и пенсией» и производством в очередной чин - капитана 2-го ранга. в марте 1887 г. в возрасте 39 лет Андрей Антонович поселился с семьей в Одессе.

В 1890 г. Андрей Антонович Горенко с женой Инной Эразмовной и детьми Инной, Андреем и Анной вернулся из Одессы в Петербург. А.А. поступил в Государственный Контроль и быстро дослужился до одного из главных членов Контроля.

Вскоре семья Горенко перебралась в пригород С.Петербурга, сначала в Павловск, а затем в Царское Село.

Семья Горенко. И. Э. Горенко, А. А. Горенко, на руках – Рика, Инна, Анна, Андрей. Около 1894 г.

В 1891 г. он значится в "Адрес-календаре" чиновником особых поручений Государственного контроля в скромном чине титулярного советника (соответствовашем чину лейтенанта флота, который А.А.Горенко имел до отставки). В гражданской службе он продвигался несколько успешнее, чем в военной. К 1898 г. он - надворный советник, помощник генерал-контролера Департамента гражданской отчетности Государственного контроля. Затем он переходит на службу по ведомству путей сообщения. В 1904 г. он - статский советник, член Совета главноуправляющего Главного управления торгового мореплавания и портов (должность главноуправляющего занимал великий князь Александр Михайлович), член комитета Общества содействия русской промышленности и торговле, член правления Русского Дунайского пароходства

В семье росли четыре сестры и два брата:

Инна (1885-1906), умерла от туберкулёза
Андрей (1887-1920), эмигрировал и покончил самоубийством
Ирина (Рика) (1892-1896), умерла от туберкулёза
Анна (1889-1966),
Ия (1894-1922), умерла от туберкулёза
Виктор (1896-1976), эмигрировал

Инна и Аня пошли учиться в царскосельскую Мариинскую гимназию, а Андрей - в Николаевскую.

Семья Горенко жила недалеко от вокзала, на углу Безымянного переулка и Широкой улицы в старом доме купчихи Шухардиной. Этот дом вошел в историю благодаря воспоминаниям Анны Ахматовой и её подруг.

Быт семьи Горенко мало чем отличался от образа жизни более или менее обеспеченных семей Царского Села: изредка посещение театров и музеев в Петербурге, зимой каток в парке, летом каникулы на море в Крыму, весной и осенью в посещение музыкальных вечеров в Павловске.

Согласно сохранившемуся в Российском государственном историческом архиве документу, 23 сентября 1905 года Андрей Антонович Горенко был уволен "согласно прошению от службы в канцелярии Главного управления торгового мореплавания и портов и с должности члена правления Русского Дунайского пароходства"4.

Как вспоминала Ахматова "отец не сошелся характером" с великим князем Александром Михайловичем и подал в отставку, которая, разумеется, была принята. Прижизненный биограф Анны Ахматовой Аманда Хейт обобщает: "Невинная детская жизнь оборвалась резко и внезапно в 1905 году. (…) Теперь стала остро ощущаться нехватка денег"5.

Неожиданное изменение общественного положения и социального статуса, очевидное резкое стеснение материальных возможностей семьи Андрея Антоновича Горенко не были последними в череде утрат и потрясений вчера ещё благополучного семейства статского советника.

К сожалению, кроме хороших качеств А.А. Горенко имел и плохие качества. Умел тратить деньги, как никто другой, вечно ухаживал за чужими женами, и они его очень любили. В семью приезжал Леонид Галахов, и все отлично знали, что он незаконный сын А.А.6

Катастрофой в 1905 году для семьи юной Анны Горенко был уход отца из семьи, когда Инна Эразмовна, брошенная жена, с пятью детьми очутилась в Евпатории. И эта большая семья уже никогда не собиралась вместе.

Глава семьи стал жить с вдовой контр-адмирала Страннолюбского. Эта дама имела диплом Magdalen College of Oxford University.6

Раньше других, ещё в апреле, была отправлена в Евпаторию к родственникам, как свидетельствует В. А. Черных в "Летописи"7, старшая сестра Анны - Инна Андреевна, больная туберкулезом лёгких. Её длительная смертельная болезнь окрасила в мрачную тональность их жизнь в Крыму.

Позже из Евпатории любимую сестру перевезли в Сухумскую санаторию, но 15 июля 1906 года она умерла и была похоронена в Липицах, рядом с Царским Селом, на Царскосельском Казанском кладбище.

1909. Горенко (семья Анны Ахматовой). Анна Горенко (А.Ахматова) с братьями Андреем, Виктором и сестрой Ией. В центре - мать Инна Эразмовна. Фото сделано в Киеве.

Андрей Антонович Горенко скончался в 1915 году.

Когда младший сын Виктор обосновался на острове Сахалин, Инна Эразмовна, приехала к нему в г. Александровск-на-Сахалине в 1925 году и прожила три года с его семьей. В 1929 году Инна Эразмовна покинула Александровск и вернулась на Украину, в Подольскую губернию к сестре Анне Эразмовне, где и умерла в 1930 году.

Источники:

В.Лобыцын, В. Дядичев. Три поколения Горенко
Черных В.Я. О родственных связях семей Змунчилла и Горенко
Брат Ахматовой
Черных В.А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой. 1889-1966. Изд. второе, исправ. и доп. М.: Индрик, 2008. С. 42.
Хейт А. Анна Ахматова. Поэтическое странствие. Дневники, воспоминания, письма А. Ахматовой. М.: Радуга", 1991. С. 26.
Письмо В.А. Горенко Кралину 24 ноября 1973
Черных В.А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой… С. 41

А. Ахматовой

Была я девчонкой,
Когда ты жила.
Но тропку к тебе
Я тогда не нашла.
И был только томик
Стихов небольшой,
Вертинский всё пел
«Сероглазый король…»
И бабушка с песен
Писала в тетрадь,
Чтоб строчки твои
Мне потом прочитать.
Прошло много лет,
И вот снова с тобой,
То с «чёлкой атласной»,
То с дамой седой.
И снова стихи
Не дают мне уснуть,
И в жизни твоей
Мой запутался путь.
Что вовсе не так
Эту жизнь я прошла,
Великолепной,
Как ты, не была.
И мало сразила
Мужских я сердец,
И в веке ином
Мой звучал бубенец.
23 марта 2007. Загородная

Анне Ахматовой

Ты лилией белой плыла по течению,
Оборвана с лодки жестокой рукой.
И не было силы найти утешенье
И в жизни речной обрести свой покой.
Как дикий цветок, не имела ты дома.
Как лилия – ты не имела корней.
И только мелькали: Бежецк и Слепнево10,
Да сад Царкосельский средь белых ночей.
И стебель твой длинный зелёной змеёю
Слегка задевал чьи-то вехи в пути.
Ты в небо глядела цветком отрешённым.
И нам мимоходом дарила стихи.

IБежецк и Слепнево – места, где жил сын Ахматовой и
Гумилева – Лев, вместе с бабушкой Анной Ивановной Гумиле-
вой

"ИСКРА ПАРОВОЗА"

Когда ты искры паровоза
В вагоне грязном разожгла,
И строчки, как всегда крылаты,
В блокнотик дамский занесла.
Сафо11 в руках твоих дрожала,
И был вокруг не друг, а враг.
И над Россиею сгущался
Тревожный беспросветный мрак.
И смерть, как рифмы, ближе, ближе.
Ведь август – 21 год!
По лестнице спустился ниже.
Сказала: «Он на казнь идет...»
И предсказания Акумы
Сбывались чаще и быстрей…
Что ты не пропадёшь, сквозь слёзы,
Тебе неслось из всех дверей…
И позже, часто вспоминая,
Тот август – 21 год,
Когда ты мужа потеряла,
Тебя взвели на эшафот…

О Ниолае Гумилеве

Я рассказываю тебе,
Овладев рукою твоей,
О чудесной, как сон, судьбе,
О твоей судьбе и моей.

Н. Гумилев

Как я люблю конквистадора,
Все мило мне в его строках.
О путешествиях мечтаю
С улыбкой легкой на губах.
О с кем ты был так чудно нежен,
С кем побывал в садах Киприд?
И Родос слева с кем оставил,
И посетил волшебный Крит?
Кто так безумно женщин любит?
О ком мы грезим по ночам?
Конквистадора рог протрубит
И даст работу палачам.
Жаль, больше не родятся ныне,
Тебе подобные поэты.
Да и красавицы иные,
Серебряный век канул в Лету.
А музы? Йоко и Мадонна?
Какой они оставят свет?
И океан парфироносный
Волной с песка смывает след.
И женщины, с улыбкой Анны,
С «прозрачностью девичьих» глаз.
Еще на небе выжидают.
Не скоро ждать их среди нас.
Их выпестовать нам придется.
Среди жемчужин отобрать.
И в глубине каких колодцев
Алмазы редкие искать?
ОНИ ж оставили нам песни.
И только этим мы живем.
И смотрим мысленно на сферу,
Искрящуюся хрусталем.

Статуэтка Анны Ахматовой

Ты здесь так хороша,
И твой взгляд без кокетства,
Знаменитая шаль
Овевает твой стан,.

И змеиная гибкость
В изгибах прелестных,
И весь облик
Неслышно поет, как орган.

Твоя милая челка,
Как всегда безупречна,
Ты одета со вкусом
Пари от «кутюр».

И такую красу
Отдала ты беспечно,
Что б купить тот билет
В дорогой Петербург.

Мужа нет, ты одна,
Одинока, прекрасна,
И другого такого
Не встретишь ты вновь…

Он романтиком был,
Очень нежным и страстным,
Но и гордым он был,
И писал про любовь.

И осталось тебе,
И подруженьке Ольге,
Только тихо шептать:
«Сероглазый король»

Вы, как две статуэтки,
С изяществом тонким
Станцевали ту жизнь,
Как игрок в карамболь.

«Памяти друга» Анна Ахматова

И в День Победы, нежный и туманный,
Когда заря, как зарево, красна,
Вдовою у могилы безымянной
Хлопочет запоздалая весна.
Она с колен подняться не спешит,
Дохнет на почку, и траву погладит,
И бабочку с плеча на землю ссадит,
И первый одуванчик распушит.

Анализ стихотворения Ахматовой «Памяти друга»

Начало Великой Отечественной войны Ахматова встретила в Ленинграде. Через несколько месяцев врачи настояли на том, чтобы 52-летняя поэтесса отправилась в эвакуацию. Сама того не желая, Анна Андреевна покинула любимый город. За этим последовали ее скитания – из Москвы в Чистополь, затем в Казань. Конечным пунктом невеселого путешествия стал Ташкент. Там Ахматова находилась практически на всем протяжении войны. В Ленинград она вернулась при первой же возможности – в мае 1944 года, спустя почти четыре месяца после снятия блокады. Страшной войне поэтесса посвятила немало стихотворений. В эвакуации даже вышел ее сборник. Среди произведений на военную тематику – «Памяти друга». Скорей всего, оно не адресовано какому-то конкретному человеку. Добрый друг для Ахматовой – любой, кто защищал родную страну от немецко-фашистских захватчиков.

При этом рассматриваемый текст явно перекликается со стихотворением «Заплаканная осень, как вдова…», написанном в 1921 году и посвященном расстрелянному Гумилеву – первому супругу Анны Андреевны. В нем вдовой названа осень. В «Памяти друга» вдовой становится уже весна. Она хлопочет над безымянной могилой. Здесь одновременно могут иметься в виду и неизвестные солдаты, и место захоронения Николая Степановича, которое не выяснено по сей день. Кроме того, не стоит забывать, что Гумилев был воином. После начала Первой мировой войны он добровольцем пошел в армию. Ему довелось повоевать в Польше, на Украине. Поэта удостоили нескольких наград, которыми Николай Степанович гордился.

Большое значение имеет дата написания «Памяти другу» – восьмое ноября – день великомученика Димитрия Солунского по православному календарю. В старинных русских стихах он предстает помощником в борьбе с Мамаем. Ахматова фактически проводит параллель, сравнивая монголо-татарские войска с армией Гитлера. Есть еще один важный момент – в субботу, предшествующую дню святого Димитрия, православные христиане на Руси совершали поминовение всех усопших. Естественно, Ахматова, как человек верующий, не могла об этом не знать. Ее стихотворение – плач по тем, кто погиб во время Великой Отечественной войны, защищая родину, отстаивая свободу свою личную и свободу своей страны. Запечатлеть их подвиг в лирике – долг Анны Андреевны как поэтессы и гражданина. Помянуть навсегда ушедших воинов – долг Ахматовой как матери, жены, христианки.

"...Живопись - это поэзия, которую видят, а поэзия - это живопись, которую слышат."

Леонардо да Винчи

История картины: Портрет А. А. Ахматовой (Белая ночь. Ленинград) 1939 -1940.

Художник А. А. Осмеркин

И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.

У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.

А не то... Горячий шелест лета,
Словно праздник за моим окном,
Я давно предчувствовала этот
Светлый день и опустелый дом.
Под этими стихами стоят место и дата их создания: 22 июня 1939. Фонтанный Дом. Днем раньше в одном из своих писем домой А. А. Осмеркин писал:

"Каждый день бываю у Анны Андреевны, которую пишу в белом платье на фоне шереметевских лип в белую ночь".
Два года, точнее два сезона ленинградских белых ночей, продолжалась работа над этим портретом. Ахматова была дружна с Осмеркиным, терпеливо выдерживала ночные сеансы, хотя и признавалась Л. К. Чуковской: "Я только для него позирую, я его очень люблю, он хорошо ко мне относится, а вообще-то писать меня не стоит, эта тема в живописи и графике уже исчерпана".

Действительно, ее охотно писали, лепили, рисовали многие мастера, и среди них такие известные, как Н. Альтман, К. Петров-Водкин, Ю. Анненков, Л. Бруни, Н. Тырса, и каждый из этих портретов по-своему выразителен и своеобразен. Ахматова была увлекательной, эффектной моделью - ее внешний облик так отчетливо и красноречиво передавал личность, ее богатство и духовность, что рядом с этим лицом другие казались неопределенными, смазанными. Осмеркин, несколько отойдя от общей традиции, создавал портрет-картину, подчеркивая особенность, значительность личности "внутренними эффектами", глубиной "подтекста": величественной атмосферой Шереметевского дворца, таинственностью старинного сада, зыбким светом белой ночи, поэтической и тревожной.

В дальнейшем существовании портрета время и место его создания стали играть особую роль, наполняясь новыми смыслами, вызывая ассоциации, обусловленные не только зрительским, но и читательским восприятием: если Пушкин - "солнце русской поэзии", то Ахматова - ее "белая ночь" (Е. Евтушенко). Поэт в живописи, человек, самозабвенно влюбленный в искусство, Осмеркин боготворил Пушкина. И к

Ахматовой он относился с каким-то особенным чувством - не только за ее стихи и человеческие качества, но и преклоняясь перед ее пушкинианой. Пейзажи Петербурга и шереметевские липы за окном Фонтанного Дома, в котором, по преданию, Кипренский писал свой знаменитый портрет поэта, были для художника тем мощным "культурным слоем", в котором, как свиток, разворачивалась ахматовская тема памяти, ведущая в глубь времени, истории.

Ведь и для нее Фонтанный Дом, сад - это не только и не столько домашний кров (она не умела вить гнезд), сколько место свиданий с Музой - "милой гостьей с дудочкой в руке".
И неоплаканною тенью
Я буду здесь блуждать в ночи,
Когда зацветшею сиренью
Играют звездные лучи, -

Работу над портретом задерживала сессия - художник преподавал в Ленинградском институте живописи, скульптуры, архитектуры, - не всегда устраивала погода: небо закивало, а нужна была ночная заря. Специально для портрета Анна Андреевна заказала белое платье, его не успели сшить - пришлось позировать в прокатном, но это ее не смущало.

" ...Моя модель довольна", - отмечал Осмеркин в письме от 2 июля 1940 года, с грустью добавляя: "Здоровье у ней совсем плохое. Вчера еле двигалась из-за опухших ног... Уговаривал Владимира Георгиевича увезти ее куда-нибудь, "где желтый одуванчик у забора, лопухи и лебеда".
Эта женщина больна,
Эта женщина одна,
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.
Женщина, глядящая в белую ночь из окна, - это и поэт, непостижимый до конца в тайне своего дара, и мать, проводящая месяцы в тюремных очередях, и память, которую не удалось "до конца убить".

https://vk.com/id274314164



МЕНЯ, КАК РЕКУ...

Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые.

Тютчев
Н.А. О-ой

Меня, как реку,
Суровая эпоха повернула.
Мне подменили жизнь. В другое русло,
Мимо другого потекла она,
И я своих не знаю берегов.
О, как я много зрелищ пропустила,
И занавес вздымался без меня
И так же падал. Сколько я друзей
Своих ни разу в жизни не встречала,
И сколько очертаний городов
Из глаз моих могли бы вызвать слезы,
А я один на свете город знаю
И ощупью его во сне найду.
И сколько я стихов не написала,
И тайный хор их бродит вкруг меня
И, может быть, еще когда-нибудь
Меня задушит…
Мне ведомы начала и концы,
И жизнь после конца, и что-то,
О чем теперь не надо вспоминать.
И женщина какая-то мое
Единственное место заняла,
Мое законнейшее имя носит,
Оставивши мне кличку, из которой
Я сделала, пожалуй, все, что можно.
Я не в свою, увы, могилу лягу.

Но иногда весенний шалый ветер,
Иль сочетанье слов в случайной книге,
Или улыбка чья-то вдруг потянут
Меня в несостоявшуюся жизнь.
В таком году произошло бы то-то,
А в этом - это: ездить, видеть, думать,
И вспоминать, и в новую любовь
Входить, как в зеркало, с тупым сознаньем
Измены и еще вчера не бывшей
Морщинкой…

Но если бы откуда-то взглянула
Я на свою теперешнюю жизнь,
Узнала бы я зависть наконец…

1945



Ночное посещение

Все ушли, и никто не вернулся.
Не на листопадовом асфальте
Будешь долго ждать.
Мы с тобой в Адажио Вивальди
Встретимся опять.
Снова свечи станут тускло-желты
И закляты сном,
Но смычок не спросит, как вошел ты
В мой полночный дом.
Протекут в немом смертельном стоне
Эти полчаса,
Прочитаешь на моей ладони
Те же чудеса.
И тогда тебя твоя тревога,

Ставшая судьбой,
Уведет от моего порога
В ледяной прибой.

1963


Предельного совершенства поэтика, основы которой были заложены в первых стихотворениях Ахматовой, достигла в ее героическом цикле «Реквием».

После достижения подобного совершенства перед автором «Четок» и «Реквиема» замаячила невеселая перспектива: до конца жизни оставаться заложницей своих прежних стихов. Выйти победительницей из этой ситуации Ахматова сумела, начав работу над «Поэмой без героя» с ее радикально новаторской и в то же время — «помнящей о славном прошлом» манерой. Диалогичность, установка на прозаический рассказ и умение передать внутреннее через внешнее никуда не делись, но теперь все это стало на службу иным целям. Раньше Ахматова писала одновременно и для широкого, и для близкого круга читателей, знавшего, например, что в строке «Отыми и ребенка, и друга» подразумеваются не абстрактные сын и отец, а вполне конкретные Лев и Николай Гумилев, воевавший в это время за то, «чтобы туча над темной Россией // Стала облаком в славе лучей». Теперь интересы широкого круга просто перестали учитываться. Ахматова в «Поэме…» рассказывает историю, биографические ключи от которой сознательно отброшены, и читатель вынужден блуждать впотьмах, бесконечно строить догадки и гипотезы. От мопассановской новеллы автор «Поэмы без героя» эволюционировала к джойсовскому сверхзагадочному роману.